Аня из Шумящих Тополей
Шрифт:
В пятницу вечером Полина позвонила Ане по телефону. Бедняжка была в ужасном волнении. У нее болит горло, и не думает ли мисс Ширли, что это, возможно, свинка? Аня побежала успокаивать ее, захватив с собой серое поплиновое платье, упакованное в оберточную бумагу. Она спрятала его в кустах сирени, а поздно вечером Полина, обливаясь холодным лотом, украдкой пронесла его наверх, в маленькую комнатку, где хранила свои вещи. В этой комнатке она обычно одевалась, хотя спать там ей не разрешалось. Полину мучили укоры совести. Может быть, боль в горле была наказанием за обман? Но она не могла пойти на серебряную свадьбу Луизы
14
В субботу Аня явилась в дом миссис Гибсон рано утром. Аня всегда выглядела особенно хорошо, когда выдавалось такое ясное, сверкающее летнее утро. Она, казалось, искрилась и блистала вместе с ним и, плавно двигаясь в золотистом воздухе, напоминала стройные фигуры на греческих вазах. Самая мрачная комната наполнялась блеском и жизнью, когда Аня входила в нее.
— Идете так, словно вам принадлежит весь мир, — язвительно заметила мисс Гибсон.
— Но ведь так оно и есть, — весело отозвалась Аня.
— Ах, вы очень молоды, — раздражающе снисходительным тоном заявила старуха.
— «Не возбранял я сердцу моему никакого веселия» [27] , — процитировала Аня. — Вот, миссис Гибсон, подходящее к случаю указание Библии.
— "Человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх [28] . Это тоже из Библии, — возразила миссис Гибсон. То, что ей удалось так ловко парировать довод мисс Ширли, бакалавра гуманитарных наук, привело ее в сравнительно хорошее расположение духа. — Не такой я человек, чтобы льстить, мисс Ширли, но эта соломенная шляпа с голубым цветком вам к лицу. Ваши волосы под ней не кажутся такими рыжими. А ты, Полина, разве не восхищаешься этой свежей, юной девушкой? Разве тебе не хотелось бы самой быть такой же свежей и юной?
27
Библия: Екклесиаст, гл. 2, стих 10.
28
Библия: Книга Иова, гл. 5, стих 7.
Полина была слишком счастлива и взволнованна, чтобы желать в эту минуту быть кем-либо, кроме себя самой. Аня пошла вместе с ней наверх, чтобы помочь ей одеться.
— Так приятно думать обо всех тех радостях, которые ждут меня сегодня, мисс Ширли. Горло у меня совсем прошло, и мама в таком хорошем настроении. Вы, возможно, думаете иначе, но я-то знаю, что это так, ведь она хоть и язвительно, но все же разговаривает. Если бы она была сердита или раздражена, то сидела бы молча и мрачнее тучи… Картофеля я начистила, бифштекс в леднике, а бланманже для мамы в погребе. Банку с курицей для ужина и бисквитный торт я оставила в кладовой. Ах, я прямо к на иголках — боюсь, что мама все же передумает. Я этого не пережила бы! О, мисс Ширли, вы в самом деле думаете, что мне лучше надеть это серое платье? В самом деле?
— Надевайте, — сказала Аня своим самым учительским тоном.
Полина повиновалась, и вскоре перед Аней предстала совсем другая, преображенная Полина. Серое платье с вырезом по шее и с изящными кружевными оборочками на рукавах сидело на ней великолепно. А когда Аня еще
— Ужасно, мисс Ширли, что такую-то красоту надо прятать под этим отвратительным старым черным платьем.
Но сделать это все же пришлось. Черная тафта надежно скрыла серебристый поплин, Надета была и старая шляпа, но ее тоже предстояло снять по приезде к Луизе. Туфли же у Полины были новые. Миссис Гибсон соблаговолила дать разрешение на покупку, хотя и заметила при этом, что каблуки «возмутительно высокие».
— Люди будут поражены, когда увидят, что я куда-то еду на поезде одна. Надеюсь, они не подумают, что кто-то умер. Я не хотела бы, чтобы серебряная свадьба Луизы каким бы то ни было образом связывалась с мыслью о смерти. Ах, духи, мисс Ширли! Яблоневый цвет! Ну не прелесть ли? Лишь капельку… Я всегда думала, что душиться — это так изысканно. Мама не разрешает мне покупать духи… Вы ведь не забудете накормить мою собаку, мисс Ширли? Я оставила кости в кладовой в закрытой миске. Надеюсь, — добавила она, стыдливо понизив голос почти до шепота, — надеюсь, что она не… набезобразит в доме, пока меня нет.
Прежде чем выйти из дома, Полине пришлось явиться к матери и подвергнуться придирчивому осмотру. Волнение из-за предстоящей поездки и чувство вины из-за спрятанного серого платья стали причиной появления на ее лице крайне необычного для нее яркого румянца. Миссис Гибсон смотрела на дочь с большим неудовольствием.
— Ну и ну! Едем в Лондон посмотреть на королеву, да? Слишком уж у тебя яркий цвет лица. Люди подумают, что ты нарумянена… Ты вправду не румянилась?
— Нет, мама… что ты! — смущенно пробормотала Полина.
— Последи за своими манерами. Когда сядешь, держи колени вместе. Не сиди на сквозняке и не говори слишком много.
— Не буду, мама, — горячо пообещала Полина, с тревогой взглянув на часы.
— Я посылаю Луизе бутылку моего сассапарелевого вина, чтобы пить тосты. Саму Луизу я никогда не любила, но ее мать была урожденная Такберри. Бутылку привези обратно и не соглашайся, если Луиза захочет навязать тебе котенка. Она всегда всем раздает котят.
— Хорошо, мама.
— Ты уверена, что не оставила мыло в воде?
— Совершенно уверена, мама. — Полина снова бросила страдальческий взгляд на часы.
— Шнурки хорошо завязала?
— Да, мама.
— Ты надушена до неприличия.
— Ax нет, мама, дорогая, что ты! Совсем чуть-чуть… только крошечную капельку…
— Я сказала «до неприличия», и сказала именно то, что думаю. Нет ли у тебя там прорехи под мышкой?
— Нет, мама.
— Покажи, — неумолимо потребовала миссис Гибсон.
Полина задрожала. Что, если подол серого платья станет виден из-под черного, когда она поднимет руку?
— Ну, хорошо, поезжай. — Миссис Гибсон тяжело вздохнула. — Если меня уже не будет в живых, когда ты вернешься, не забудь, что я хотела, чтобы мое тело выставили для прощания в моей кружевной шали и черных атласных туфлях. И позаботься о том, чтобы мои волосы были завиты и уложены.
— Тебе хуже, мама? — Серое платье сделало Полину еще чувствительнее к укорам совести. — Если так… то я не поеду…
— Чтобы оказалось, что деньги на эти туфли истрачены зря! Конечно же ты поедешь. Только смотри не съезжай там по перилам.