Аня Каренина
Шрифт:
Внезапно лицо Щербацкой сморщилось, как урюк, губы затряслись, и она разревелась, обхватив Аню за шею, правда, Кити пришлось сильно наклониться, чтобы поплакать подруге в плечо.
— Аня! Такой кошмар!
— Что случилось? — спросила та, изо всех сил стараясь не выдать любопытного волнения-предвкушения приятной новости.
— Никто не придёт!
— Никто? — Аня почувствовала облегчение.
Может, всё отменится? Не нужно ничего искать Кити. О! Какое это мучение — выискивать дешёвый и оригинальный подарок, заведомо зная, что Щербацкая скривит
— Да! Только ты не отказалась! А все остальные… — всхлипывание, — позвонили один за другим и сказали, что не могут! — и Кити снова затряслась в рыданиях. — Это потому, что дрянь Варвара празднует со мной в один день! Она специально! И все пойдут к ней! Дуры! Это они из-за Вронского-идиота! Я же его не приглашала!
Аня, скосив глаза на рыдающую у неё на плече подругу, тихонько ухмыльнулась.
— Да? Ну и хрен с ними! Отпразднуем вдвоем, посидим, выпьем… — Каренина-младшая погладила подругу по спине.
Щербацкая перестала плакать, отстранилась, лицо её отразило напряженную работу мысли, а потом, держа Аню за плечи, изрекла:
— Точно! Мы с тобой устроим собственную вечерину! Пошли эти все курицы! И ещё, знаешь… — Кити заговорщицки поднесла палец к губам: — Я позвоню Вронскому и дам ему понять, что если он придёт, то может потом рассчитывать на кое-что, — Щербацкая сделала акцент на слове «кое-что».
— Думаешь, поведётся? — Аня постаралась сказать это с максимальным недоверием, чувствуя внутри жгучее желание послать Кити, но, будучи в одной сатиновой блузке и нуждаясь в одежде, сделать такой выпад было бы, мягко говоря, некстати.
— А куда он денется?!
— Ты что, прямо позвонишь и попросишь? — спросила Аня, уже представляя себе, как разрыдается Кити, когда Вронский её пошлёт. А он непременно пошлёт, как только Щербацкая сама попросит его прийти! Такой уж характер, ничего не поделаешь. Или скажет, что придёт, а сам отправится к Варваре, где будет всем трепать, что Кити сама умоляла Алексея осчастливить её своим визитом. — Хотя, я думаю, ничего такого в этом нет. Позвони, конечно, — Аня согласно закивала.
— Нет уж! Я не буду сама звонить с предложениями! Ты что? Я таких мужиков, как он, знаю! — заявила семнадцатилетняя Кити шестнадцатилетней Ане. — Пока им не дают, они как мухи липнут, а как только поддашься, сразу выкобениваться начинают.
Каренина ощутила лёгкую досаду. Похоже, что Кити не такая уж и дура, хоть и модель.
— А что же тогда делать?
— Одеваться и краситься! Вот что! Ты идёшь со мной?
— Куда?
— Как куда? В спортзал, конечно! Вронский целыми днями там околачивается.
— Я не могу… — пролепетала Аня.
— Почему? — лицо Кити помрачнело.
— Меня мать, — Аня слегка заикнулась, — меня мать послала на работу устраиваться.
— Куда? — Щербацкая скорчила недоверчиво-недовольную мину.
— Да тут, недалеко, — Каренина все больше смущалась, в горле запершило.
— Ну куда? — настаивала Кити.
У Ани жар прихлынул к груди и горлу, щёки предательски запылали. Было ужасно стыдно признаваться Щербацкой, что она собирается устраиваться официанткой.
— Да в это дурацкое кафе! — громко выпалила Каренина.
— Официанткой, что ли? — Кити заржала. — Или посудомойкой?
— Официанткой, конечно, кем же ещё! — сердито буркнула Аня.
Щербацкая пожала плечами, улыбнулась каким-то своим мыслям и пошла в комнату. Лучшая подруга поплелась за ней.
Комната Кити Щербацкой являлась музеем её жизненных побед. Здесь стоял дорогой диван, выставочный экземпляр из «Ленэкспо», подаренный одним богатым итальянцем, который пленился ногами Кити год назад во время делового визита на выставке «Дизайн и интерьер-2000»; магнитная беговая дорожка, презентованная ещё кем-то; изящный туалетный столик со множеством ящичков, на котором в беспорядке была разбросана косметика — и какая косметика! У Ани дух захватывало каждый раз, когда она видела эти россыпи помады, теней, румян, кремов, кистей, аппликаторов. Большинство этой косметики досталось Кити после показов — часть подарили, часть она украла.
— А во сколько тебе? — спросила Щербацкая, усаживаясь на кровать и манерно закуривая сигарету.
— Тебе ж не разрешают дома курить, — сказала Аня, перебирая помады, лежащие на туалетном столике.
— Это раньше не разрешали! Теперь, когда я от них финансово не завишу — они присмирели. Я вчера даже курила на кухне, — хвастливо заявила Щербацкая. — И потом я, наверное, скоро от них перееду. Мне совсем немного не хватает на квартиру, хотя, конечно, нужно ещё ремонт, и мебель, и всякое разное барахло. — Кити осеклась, увидев, что глаза подруги налились кровью, а кулаки сжались самым натуральным образом. — Так во сколько тебе надо идти?
Вот чего нельзя отнять у Кити, так это того, что она умеет снимать напряжение в разговоре быстро, незаметно, как будто одним щелчком.
— К одиннадцати.
— А чего ты в одной… — Кити замялась, подыскивая название сатиновой блузке Карениной.
— Да понимаешь, какое дело, — быстро затараторила Аня. — Мы потеряли ключ от шкафа и не можем ничего из него достать…
Щербацкая курила, прищурясь. Она-то знает, что из шкафа Карениных ничего приличного нельзя достать, даже если он нараспашку открыт. «Сейчас будет просить шмотки…»
— Я вот хотела у тебя попросить что-нибудь, — выложила Аня то, зачем пришла, и покраснела. — Но мне ничего особенного не нужно, — она тут же принялась оправдываться, — какие-нибудь джинсы и кофточку. Простые, не фирменные, — у Ани весь лоб болел от того, как она округляла и таращила глаза.
— У меня простых нет, — ответила Кити, явно наслаждаясь происходящим.
— Как нет? — остолбенела Аня, помня, что Кити модель только полтора года, а до этого у неё были совершенно обычные вещи, как у всех.