Аня Каренина
Шрифт:
Левин танцевал с Кити, говорил ни о чём, представлял её каким-то людям, лица двоих из них показались Щербацкой знакомыми, она потом никак не могла вспомнить, где же их видела, один точно музыкант, а другой? Телеведущий, может быть? Кити так и не вспомнила. Ей казалось, что люди у неё за спиной как-то странно перешёптываются, один раз краем глаза заметила, что за соседним столиком зашушукались и засмеялись. Щербацкая резко обернулась — смех прекратился, она вся напряглась, ощущение было такое, что все вокруг, зная Левина, думают о ней что-то грязное, пошлое, отвратительное.
—
— Ты красивая, вот и смотрят.
— Неправда! Когда… когда так, то смотрят по-другому.
— Как по-другому?
Кити старалась смотреть на Алексея гневно и повелевающе, но его лёгкая улыбка, трепещущая, словно плавник золотой рыбки, сводила на нет все её усилия. Взгляд Щербацкой был жалким, капризным и умоляющим.
— Послушай, Кити, я не понимаю, в чём проблема? Здесь масса мужчин и женщин, которые друг друга знают. Ты со мной пришла впервые, конечно, тебя разглядывают, что в этом необычного? А потом, если бы ты не хотела, чтобы на тебя смотрели, — зачем тогда красилась, причёсывалась, зачем так… — Левин замялся, оглядывая Кити с головы до ног и подбирая слова, — так откровенно одевалась?
«Но это же всё только для тебя!» — прокричал внутренний голос Кити, однако что-либо произнести вслух она не решилась. «Он считает меня шлюхой! Он обращается со мной как с проституткой! И все вокруг, наверное, так думают». Она фыркнула и отвернулась, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не заплакать.
— Отвези меня домой! — Щербацкая старалась говорить жёстко, не глядя на Левина.
— Я не хочу сейчас уходить. Если хочешь, я вызову тебе такси. Хорошо? — и Левин достал телефон.
Кити закусила губу и вытаращила глаза, чтобы не дать слезе скатиться.
Левин поговорил по телефону и записал на салфетке номер машины.
— Белое «Вольво», номер 264, минут через двадцать, — он положил перед Кити салфетку, потом порылся в кошельке и вынул пятьсот рублей. — Вот. Это на такси. Ну пока. Было приятно провести время.
Кити хотела отказаться, хотела бросить ему обратно его деньги, но Левин уже отошёл в сторону. Можно было, конечно, оставить деньги просто на столе, но тогда их возьмет официантка, а Алексей всё равно не увидит, что Кити их оставила. Щербацкая сидела как кукла, глядя перед собой широко раскрытыми глазами. Взгляды окружающих впились в её кожу, словно миллионы осколков стекла. Она чувствовала, что все вокруг над ней прикалываются, просто еле-еле сдерживают хохот. Ещё Кити стало ужасно стыдно за своё шибанутое поведение. Эти дурацкие ломания, кривляния — Левин ведь не знал, как ей страшно! Как она боится сделать или сказать что-нибудь не так! И действительно, зачем было наряжаться в такое платье? И каким тоном она разговаривала? Конечно, она нравится Левину, но всё-таки он на двадцать лет старше, он богатый, он мужчина, в конце концов. Щербацкая осторожно, стараясь, чтобы никто не заметил, положила деньги в сумку. Встала и пошла к выходу, стараясь ступать как можно тише.
— Куда крадетесь? — неожиданно гавкнул ей в ухо чей-то весёлый голос.
От испуга Кити припустила к выходу так, что едва не растянулась, зацепившись каблуком за маленький порожек.
Она вышла из клуба, хотела закурить сигарету, но потом подумала, что так она будет похожа на проститутку. Возле клуба, в короткой-короткой юбке, курит. Она старалась находиться как можно ближе к охране и постоянно нервно поглядывала на часы, стараясь выглядеть как можно более спокойной и уверенной. Охранники замолчали и исподтишка поглядывали на неё.
— Вы кого-нибудь ждёте? — спросил один из них, на вид самый наглый. Кити оскорбилась самим фактом того, что он обратился к ней с вопросом.
— Такси, — холодно ответила она. Потом сделала несколько маленьких шажков в сторону и остановилась. Возле охраны ей было и стыдно, и спокойно, а за кругом искусственного яркого света, очерчивающего ослепительный круг возле дверей клуба, начиналась ночь — опасная, одинокая, невыносимая. Кити мялась, балансировала на самом краю светового поля, дрожа от внутреннего холода, в то время как лицо её горело от стыда, обиды, гнева и бог знает чего ещё.
Кити зашла в ванную, натянула халат и поплелась на кухню. В кофеварке пусто, а возиться с ней неохота. Щербацкая включила телевизор и щёлкнула кнопкой чайника. MTV было скучным — одни приветы да поздравления, одно и то же, но по остальным каналам вообще тоска. Дурное старое кино непонятно про что, убогие детские передачи, новости, реклама, сериалы. Пятнадцать каналов, и по всем отстой! Реклама, пожалуй, самое интересное. Хотя бы ярко.
Раздался звонок в дверь.
«Чёрт! Каренина, что ли, припёрлась? Достала, блин!» Кити пошла открывать.
— Привет! — Аня прошла в квартиру.
— Хай, — ответила Кити. — Ну, как дела?
— Да так… А ты чего делаешь?
— Только встала. Вчера были в одном клубе. В таком, для своих. Сегодня что-то хреново.
— Перепила, что ли? — деланно рассмеялась Аня, плюхаясь на кухонный диван.
Щербацкая посмотрела на неё кисло-презрительным взглядом и повертела пальцем у виска.
— Ты чё, как, в своём уме? «Перепила»… Это ж надо такое сказать… Кофе будешь?
— Давай, а печенье какое-нибудь есть? — Ане чудовищно хотелось есть.
— Не знаю, я его не ем. Ща у родичей гляну, — Кити открыла створку шкафа. — На! — она кинула на стол пакет с шоколадным печеньем.
— А масло или варенье дашь? — Аня принялась развязывать пакет.
— Слушай, Каренина, может, для тебя начинать дверные проёмы расширять? Печенье, масло, варенье, может, тебе ещё и сахар в кофе положить? — Кити впала в состояние тотального занудства.
Аня осеклась, посмотрела на пакет с печеньем, и голод взял своё.
— Да, и сахар в кофе положи, пожалуйста. Я вот сейчас буду есть — а ты смотреть. Мне можно, я же не модель, — Аня преданно воззрилась на Кити и захлопала ресницами.
Кити поставила перед ней маслёнку и банку с джемом.
— Это уж точно, — сочувственно вздохнула она, не глядя на подругу.
Аня принялась намазывать шоколадные печенины маслом и джемом, быстро их жевать, запивая кофе и чавкая.