Аня Каренина
Шрифт:
Левин сидел в спальне и курил. Кити всё не шла. Алексей нервно затушил хабарик в пепельнице, раздавив его в маленькую гармошку. «Идиотка!» — в голове Левина заново прокручивался весь сегодняшний день, начиная от звонка Щербацкой до сцены, которую она закатила в клубе. Чем больше Алексей об этом думал, тем больше его глаза наливались кровью, а в руках появлялось какое-то щекотливое покалывание.
— Да сколько можно там полоскаться?! — Левин вскочил и пошёл в ванную.
Он застал Кити забившейся в угол ванной и горько
— Так…
Глаза Левина заволокло красным туманом [1] .
— Фу-ух… Я больше не могу! — крикнула Аня.
— Я тоже, — вторил Вронский.
Нарисовался рядом Максим.
— И я, пожалуй, — зевнув, сказал он. — Пора домой. Скоро сведут мосты, как раз вас заброшу и наконец-то отосплюсь.
— Супер, — прошептала Аня на ухо Вронскому, когда они выходили из клуба.
— А где Кити?
1
Несколькими днями позже Кити, избитая, изнасилованная, брошенная голой в каком-то гараже, рыдала от своей неразделённой любви к Левину, который «предал её чувства». Десять кубов героина сделали своё дело. Жестокие ломки заставили Щербацкую согласиться на всё — подписать документы, позвонить родителям с просьбой не беспокоиться, улыбаться таможенникам в аэропорту. Через месяц нахождения в турецком борделе Кити начала писать Левину слёзные письма, которые складывала в своей тумбочке.
— Да ну её на хрен! Устроила какую-то фигню.
— А этот её Алексей, ему лет сколько?
— Больше сорока, по-моему, — Аня внимательно посмотрела на Вронского, пытаясь понять, что он думает.
— Да уж… — Вронскому сейчас было не до Кити.
Пока они ехали домой, Каренина заметила, что Алексей напрягся. «Осмысливает, что Кити, оказывается, обычная шлюшенция», — думала она сквозь зевоту. Её охватила блаженная истома от ощущения полного контроля над ситуацией.
Алексей тревожно смотрел в зеркало, пытаясь угадать, рассмотреть, внушить Максиму мысль о том, что надо как-то оставить координаты, надо ещё встретиться! Но тот был занят какими-то собственными мыслями, словно ушёл в другой мир. Алексей нетерпеливо ёрзал на заднем сиденье, не зная, что спросить, как себя вести. Он был на пределе. «Блин! Надо как-то договориться!» Руки мелко дрожали, эта вибрация передавалась всему телу, так что Вронский, сидя в тёплом, если не сказать жарком салоне машины, дрожал будто при десятиградусном морозе.
Проехали мост. До дома оставалось совсем немного. Максим всё так же думал и молчал, Аня уснула. Вронский впал в состояние обречённо-тоскливого оцепенения.
— Приехали! — Максим тихонечко потряс Аню за плечо.
— Что?
— Просыпайся, мы уже дома, — Вронский тронул её за другое плечо.
— А… А мы созвонимся? — Аня внезапно встревожилась и испуганно посмотрела на Максима.
— Ну конечно! Я тебе завтра же позвоню, — Максим чмокнул Аню в щёку.
— Ну пока, — Аня обхватила его за шею.
— Пока, — Вронский помедлил, но деваться было некуда.
Они вылезли из машины.
— Пока, — Максим захлопнул дверь, поднял руку, прощаясь, развернулся и уехал.
— Я тебя провожу?
Аня посмотрела на Вронского и увидела, что тот чуть не плачет.
— Конечно, — сказала она несколько капризно.
Они дошли до подъезда Карениной молча. Поднялись на крыльцо и остановились перед дверью.
— Слушай, Вронский, я давно хочу тебя спросить, — Аня повернулась к Алексею. В сером свете раннего утра он вдруг показался ей какой-то огромной экзотической бабочкой, случайно попавшей в эти края. Каренина смотрела в его чёрные миндальные глаза, на алый чётко очерченный рот и чувствовала, что все её мысли растворяются в каком-то сладостно-томном потоке, словно в серной кислоте, что ноги перестают чувствовать землю.
— Что?
Аня ещё несколько секунд смотрела на него, приоткрыв рот.
— Слушай… А тебе… тебе Кити и вправду нравится или это так типа прикол такой?
Вронский смотрел на Аню и думал, как ему ответить так, чтобы она осталась довольна.
— Ну, понимаешь… Раньше, может быть, и правда, но после того, что я сегодня увидел, — даже не знаю.
У Карениной сердце заколотилось в два раза быстрее.
— И тебе не больно, не обидно?
— Нет. Просто я… я, наверное… Как это сказать? Я разочарован. Вот. Я как-то не думал, что Кити и вправду такая, как о ней говорят. А сегодня всё сам увидел и, знаешь, странно, я думал, что буду ревновать или мне будет больно, неприятно. Оказалось наоборот. Даже легче…
Аня схватила Алексея за руки.
— Это так хорошо, Алёшенька! — и поцеловала.
Вронский несколько опешил. «Неужели и эта тоже?» — мелькнуло в голове. Сначала появилось какое-то ощущение досады. «Только что трепалась, что замуж за Максима чуть ли не завтра, а меня клеит! Вот сучонка, но зато с Максимом можно через неё будет закорешиться». И Вронский порывисто поцеловал Каренину в губы. Потом она его. Потом ещё поцеловались. Прошло полчаса. Вронский целовался с Карениной, превозмогая отвращение и стараясь думать только о Максиме.
— Пусти! — Каренина стукнула ладонями по груди Вронского и отвернулась. Сердце колотилось как бешеное, между ног уже образовалась целая лужа. Ане пришлось схватиться за стенку.
— Я пойду, уже поздно, — Вронский очнулся от своего наваждения и весь покраснел.
— Иди, — Аня кивнула головой, потом вдруг снова обняла Алексея и прижалась к его губам. Затем открыла дверь и, слегка шатаясь, побежала по лестнице.
— Я тебе позвоню! — крикнул ей вслед Вронский.