Анжелика. Маркиза Ангелов
Шрифт:
Она снова склонилась к землянике, поглощенная упоительным занятием, которое в действительности имело для нее особый смысл.
«Последний раз Монтелу! Последний раз им насладиться! — думала она. — Все самое лучшее, что я здесь пережила, находится в этих руках, в загорелых руках Николя».
Нежный аромат земляники почти успокоил ее. Беря одну ягоду за другой из рук друга, Анжелика постепенно забывала напряженную атмосферу утра, досадные слова отца, омрачившие прогулку, которой она так радовалась, а кроме того жесткий и суровый разговор с управляющим гугенотом, таким
Она наконец успокоилась, вновь обрела в Монтелу все то, что было для нее таким родным, добрым и необходимым.
Николя, казалось, догадался, что с ней происходит. Но Анжелику не смущало, что он понял ее слабость и особое опьянение, толкнувшее ее к нему. Он был воплощением Монтелу — его запахов, его томности, его таинственности.
Анжелику мучили сомнения.
Управляющий Молин возложил на нее груз, который не готова нести юность и еще оставалось время сказать нет. Анжелика вдруг почувствовала себя свободной, словно она сбросила давившую на нее тяжесть.
А если бы ничего не случилось? Если бы она не приняла решения?.. Остаться! Снова жить в Монтелу!
Как легко было бы жить как раньше, отдаваясь медленному течению почти неподвижных зеленых вод, или по-прежнему бегать по тропинкам, вьющимся среди мхов и корней в глухой чаще леса! Утонуть в зелени Монтелу! Посвятить себя бесконечным открытиям под покровом листвы развесистых ветвей. И разве не было у нее среди этой роскошной природы цели, которую надо выполнить, миссии, зов которой она не переставала слышать?..
Близкое присутствие Николя усилило колдовское ощущение, завладевшее ею, парализуя ее решимость сдержать обещание, данное Молину. В руках Николя уже не было земляники, но Анжелика продолжала стоять неподвижно.
Таинственным и загадочным голосом, призванным очаровать ее — и Анжелика готова была признать, что у Николя это неплохо получалось, — друг-пастушок ее детства прошептал новость, способную удержать ее навсегда.
— В скале в пещере теперь живет другая колдунья. Она совсем не похожа на первую, но все наши зовут ее Мелюзиной.
Эти слова вернули Анжелику с небес на землю. Она ощутила внезапную боль, как от удара ножом в сердце.
И тут же взяла себя в руки. Он совершил ошибку, напомнив ей о колдунье Мелюзине.
Мелюзина, повешенная в лесу из-за глупости людей… Анжелике вдруг показалось, что Мелюзина зовет ее, но одновременно и запрещает возвращаться.
Вердикт был вынесен. Голос, пришедший издалека, из-за пределов рощи, кричал: «Уходи!»
Она пристально посмотрела на Николя, от разочарования его лицо приняло жесткое выражение.
Нет! Монтелу не может возродиться! Нить давно оборвана. Она сама так решила, еще у Молина. Анжелика закрыла глаза и, откинув голову назад, прислонилась к стволу дерева.
— Послушай, Николя…
— Я слушаю тебя, — ответил он на местном наречии.
Она ощущала на своей щеке его горячее дыхание с запахом сидра. Он стоял очень близко, почти вплотную, и словно окутывал ее теплом своего крепкого тела. Но он не прикасался к ней, и больше того она вдруг заметила, что Николя намеренно держал руки за
Теперь Анжелика столкнулась совсем с другим — с чем-то могущественным и первобытным, старым, как мир, как земля, как буря. Девушка испугалась. Будь она более опытной, она бы не устояла перед таким зовом плоти. Ее тело трепетало, ноги дрожали, но она все же отпрянула от Николя, как лань от охотника.
Она не представляла, что могло произойти, кроме того, затаенная жестокость во взгляде юноши насторожила ее. Неизвестность, что ее ждала, и неистовая сила, которую она ощущала в молодом человеке, напугали ее.
— Не смотри на меня так, Николя, — произнесла она, силясь придать голосу твердость. — Я хочу тебе сказать…
— Я знаю, что ты хочешь мне сказать, — глухо перебил он. — Я читаю это в твоих глазах и в том, как ты вскидываешь голову. Ты мадемуазель де Сансе, а я слуга… И теперь мы не можем даже смотреть друг другу в лицо. Я должен опускать голову! Хорошо, мадемуазель… Да, мадемуазель… А твои глаза смотрят сквозь меня и не видят… Я для тебя как бревно, хуже собаки. Некоторые маркизы в своих замках заставляют лакеев мыть себя, ничего особенного, перед ними можно показаться и голой!.. Ведь лакей — не мужчина, а вещь… вещь, которая служит. Теперь и ты будешь обращаться со мной так же?
— Замолчи.
— Хорошо, я замолчу.
Он тяжело дышал, но с закрытым ртом, словно больное животное.
— Напоследок я тебе скажу, скажу прежде, чем замолчу, — снова начал он, — в моей жизни была только ты. Я понял это, лишь когда ты уехала. Несколько дней я был как сумасшедший. Это правда, я — лентяй и бегаю за девками, мне противно возиться с землей и со скотом. И я, точно неприкаянный, не могу найти себе места, болтаюсь то тут, то там, и сам не знаю, зачем это нужно… Мое место — рядом с тобой. И когда ты вернулась, я не мог больше ждать, не зная, осталась ли ты моей или я тебя потерял. Да, я дерзок и не знаю стыда. Но если бы ты только захотела, ты бы стала моей прямо здесь, в этом маленьком лесу, в нашем лесу, на поросшей мхом земле Монтелу, принадлежащей лишь нам двоим, как раньше! — закричал он.
Испуганные звуком голоса птицы смолкли в ветвях.
— Ты болтаешь вздор, мой бедный Николя, — нежно ответила Анжелика.
— Вовсе нет, — произнес юноша, чья бледность внезапно выступила из-под загара.
Она встряхнула длинными волосами, которые все еще носила распущенными по плечам, и в свою очередь заговорила на местном диалекте тоном, в котором ясно слышалась нотка гнева:
— Как ты хочешь, чтобы я с тобой разговаривала? Хочу я этого или нет, я отныне не вправе выслушивать любовные признания пастуха. Я скоро выйду замуж за графа де Пейрака.