Анжелика. Маркиза Ангелов

Голон Анн

— За графа де Пейрака… — повторил Николя потрясенно.

Он отступил на несколько шагов и молча посмотрел на нее.

— Так то, о чем говорят у нас, правда? — воскликнул ошеломленный парень. — Граф де Пейрак. Вы!.. Вы! Вы выйдете за этого человека?

— Да.

Она не хотела задавать вопросов, она ответила «да», и этого было достаточно. Она на все сейчас отвечала бы только «да», до самого конца лишь одно «да».

Она шла по узкой тропинке к дороге, по пути нервно сбивая хлыстом нежные побеги боярышника, что рос у обочины.

Лошадь и мул дружно паслись на опушке леса. Николя отвязал их. Опустив глаза, он помог Анжелике забраться в седло. Внезапно она схватила шершавую руку слуги, заставив того остановиться.

— Николя,

скажи мне, ты знаешь его?

Он поднял на нее глаза, и она увидела в них злую усмешку.

— Да… я видел его… Он много раз приезжал сюда. Этот мужчина так уродлив, что девушки разбегаются, когда он проезжает мимо на черном коне. Он хромой, как дьявол, и такой же страшный. Говорят, в своем замке в Тулузе он завлекает женщин любовными напитками и странными песнями. И те, кого он заманивает, исчезают навсегда либо сходят с ума. О, у вас будет прекрасный супруг, мадемуазель де Сансе!

— Говоришь, он хромой? — повторила Анжелика, чьи руки стали холодными, как лед.

— Да, хромой! ХРОМОЙ! Спросите любого, все вам ответят: Великий Лангедокский Хромой.

Он расхохотался и направился к мулу, нарочито хромая.

Анжелика хлестнула лошадь и пустила ее в галоп. Она мчалась сквозь кусты боярышника, убегая от насмешливого голоса, повторяющего: «ХРОМОЙ! Хромой!..»

* * *

Она уже въезжала во двор Монтелу, когда следовавший за ней всадник пересек подъемный мост. По его потному запыленному лицу и по коротким штанам с кожаными нашивками она тут же определила, что это посыльный.

Сначала никто не мог понять, о чем он спрашивает, так как он произносил слова с таким необычным акцентом, что понадобилось некоторое время, чтобы убедиться, что он все-таки говорит по-французски. Он вынул письмо из маленькой железной коробочки и протянул его подоспевшему барону де Сансе.

— Бог мой, завтра приезжает мессир д’Андижос, — вскричал барон взволнованно.

— Это еще кто такой? — спросила Анжелика.

— Друг господина графа. Мессир д’Андижос должен на тебе жениться…

— Как? И он тоже?

— …по доверенности, Анжелика. Дай мне закончить фразу, дитя мое. Черт возьми, как говаривал ваш дедушка, хотел бы я знать, чему тебя научили монахини, если они даже не сумели внушить тебе должного почтения к отцу. Граф де Пейрак посылает лучшего друга как представителя на первой брачной церемонии, которая состоится здесь, в часовне Монтелу. Второе церковное благословение будет дано в Тулузе. На той церемонии — увы! — твоя семья не сможет присутствовать. Маркиз д’Андижос будет тебя сопровождать до самого Лангедока. Хм, южане — быстрый народ. Я знал, что они уже выехали, но не ждал их так скоро.

— Как я вижу, на мое согласие времени было с избытком, — с горечью прошептала Анжелика.

* * *

На следующий день, незадолго до полудня, двор наполнился скрипом каретных колес, конским ржанием, звонкими криками и быстрым говором. В Монтелу пожаловал сам Юг.

Маркиз д’Андижос, жгучий брюнет, с усами в форме «острия кинжала» и горящим взором носил рингравы из желтого и оранжевого шелка, которые искусно маскировали излишнюю полноту весельчака. Он представил своих спутников. Двое из них, граф де Карбон-Доржерак и юный барон Сербало, должны были стать свидетелями на свадьбе.

Во дворе замка барон де Сансе приказал расставить оловянные кубки и кувшины вина с виноградников Шайе. Гости умирали от жажды. Однако, сделав глоток, маркиз д’Андижос отвернулся и, ловко сплюнув прямо на землю, сказал:

— Во имя святого Паулина! Господин барон, ваши пуатевинские вина обдирают мне язык! Вино, что вы мне подали — кислое до зубовного скрежета. Эй, гасконцы, тащите-ка бочки!

Его бесхитростная простота, певучий акцент и чесночный запах изо рта не только не вызвали неприязни у барона де Сансе, а напротив, очаровали. Он помнил

то время, когда даже принцы выражались напрямик и обходились без манер. Так, в Парижском Лувре или в Пуатье, когда барон состоял на службе у Людовика XIII, он видел, как король, шокированный неприличным декольте молодой женщины, взял бокал красного вина и вылил его в то, что он назвал «кропильницей дьявола». И в то время как бедная девушка, вся мокрая, едва не лишилась чувств, отец Вассо, иезуит и духовник королевы, заметил с серьезным выражением лица, что «эта грудь стоит такого глотка», подтвердив тем самым, что даже среди иезуитов встречаются шутники.

— Эту историю знают наизусть! — прошептала малышка Мари-Аньес, локтем толкнув Анжелику.

Однако у будущей невесты не было сил даже улыбаться. Накануне она столько трудилась, пытаясь с тетушкой Пюльшери и кормилицей придать их замку приличный вид, что теперь чувствовала себя совершенно разбитой и словно одеревеневшей. Впрочем, так даже лучше — зато сейчас она не в состоянии даже думать.

Она надела свое самое элегантное платье, сшитое в Пуатье, тоже серого цвета, но с несколькими крошечными голубыми бантами на корсаже: серая уточка среди сеньоров, украшенных разноцветными лентами. Она и не знала, что ее пылающее как налитое яблочко личико, такое нежное с тонкими чертами, которое подчеркивал большой жесткий кружевной воротник, ослепительно само по себе. Все три сеньора то и дело поглядывали на Анжелику с восхищением, скрыть которое пылкие южане не могли. Они осыпали ее комплиментами, но смысла половины из них она не понимала, потому как говорили они очень быстро и с невероятным акцентом, который, казалось, преображал любое заурядное слово, подобно солнечным лучам.

«Неужели я буду слышать такую речь всю оставшуюся жизнь?» — с тоской подумала Анжелика.

Лакеи тем временем вкатили большие бочки, поставили на козлы и тут же принялись их сверлить. Едва сделав отверстие, в него тотчас вставляли деревянный кран; однако струя из бочек вырывалась в этот короткий промежуток и оставляла на полу большие розовые или красновато-золотистые лужи.

— Сент-Эмильон, — объявлял граф де Карбон-Доржерак, который был родом из Бордо, — Сотерн, Медок.

Он объяснил, что дабы не подвергать божественный нектар тряске во время пути, вино поместили на корабль прямо в Бордо в бочках, которые хорошо закрепили в трюме и таким образом доставили до устья Севр-Ньортез. Из красивого порта Маркуса плоскодонки пуатевинских болот, управляемые шестами, направились вверх по реке и ее излучинам, вдоль островков и берегов «Зеленой Венеции», встречая дома и замки, чьи фундаменты утопали в воде, а крыши — в зелени. Радушным хозяевам этих мест оставили подарки из солнечного края, которые осветят новым светом вечный шарм озер. Достигнув Ньора, близкого к цели их плавания, люди, что везли бордоские бочки, соединились с конным караваном из Лангедока под началом д’Андижоса. Словоохотливый и бурно жестикулирующий маркиз продолжил рассказ, объяснив, что на набережной того же Ньора, где происходила выгрузка, он арендовал склад и надлежаще вознаградил сторожа, чтобы оставить часть привезенного на хранение. Отсюда в течение долгих лет барон де Сансе сможет пополнять свои запасы божественными винами, черпая из живительного нектара силу и мужество, чтобы пережить печаль от разлуки с дочерью, увезенной в далекий край.

Так решил граф де Пейрак, пожелавший поддержать будущего тестя в его испытании. Он не знал лучшего лекарства от печали, чем старое доброе вино. И сейчас при виде новобрачной сеньоры с Юга в полной мере осознали степень жертвы, на которую пошла семья невесты, и порадовались предусмотрительности графа, которая позволит им оставить семью девушки в хороших руках — если можно так выразиться — в руках бога Бахуса!

Опьяненные скорее речами, чем напитками, жители Монтелу с осторожностью пробовали столь превозносимые сорта вин.