Анжелика. Путь в Версаль
Шрифт:
Анжелика почувствовала, как кровь приливает к ее щекам, хотя и была готова к тому, что эта встреча пробудит мучительные воспоминания. Анжелика уже давно пообещала себе никогда не оглядываться назад, ведь она — госпожа Моренс, обладательница внушительного состояния и незапятнанной репутации.
Но восклицание славного колбасника разбередило в ее душе старые раны, и она вновь увидела себя такой, какой была в тот день: жалкая, измученная беременная женщина с обезумевшим взглядом, которую беспощадно сдавила людская толпа.
Она выпрямилась, разгладила юбку из голубого фая, поправила кружева, пенящиеся вокруг украшенных браслетами запястий, и заставила
— Вы правы, мэтр Люка. В то время я была бедной, и вы проявили ко мне милосердие. Но, как видите, судьба стала ко мне благосклоннее, так что сегодня я могу щедро отблагодарить вас.
С этими словами Анжелика достала из поясной сумочки заранее подготовленный тяжелый кожаный кошель и положила его на прилавок. Но казалось, колбасник не заметил ее жеста. Он продолжал пристально и несколько недоверчиво рассматривать посетительницу.
— Элиза, подойди-ка сюда на минутку! — бросил он куда-то в сторону.
Шурша юбками из подбитого бархатом феррандина, появилась хозяйка колбасной лавки. Она слышала весь разговор.
— Конечно, вы переменились! — воскликнула она. — Но я все равно узнала бы вас по глазам. Мы с мужем часто сокрушались, что позволили вам уйти в таком состоянии. Мы все думали о том, чтобы вас разыскать.
— Тем более…
— Наверное, нужно рассказать вам…
— …насчет того, что произошло…
— …раз уж вы из семьи…
Они говорили, запинаясь, вопросительно поглядывали друг на друга и повторяли одни и те же слова.
— Из какой семьи? — спросила удивленная Анжелика.
— Из семьи колдуна, разумеется.
Она отрицательно покачала головой, стараясь выглядеть равнодушной.
— Нет-нет, я не из его семьи.
— А! Что ж, и так бывает. Иной раз женщины из любопытства приходят посмотреть на казнь и падают в обморок у моей двери! Но… если вы не из его семьи… тогда…
— А о чем бы вы мне рассказали, если бы я была из его семьи?
— Святая Богородица! О том, что произошло в кабачке «Голубой виноградник», у нашего соседа. О том, как телега остановилась, как с нее сняли колдуна, чтобы он мог выпить рюмочку, прежде чем подняться на костер.
— И что же?
Муж с женой переглянулись.
— Ох! Знаете, — ответил мэтр Люка, — такие вещи не рассказывают всем подряд… ну, то есть, я хочу сказать — ни к чему это посторонним. Только членам семьи, для них такое правда интересно… но раз уж вы его не знали…
Глаза Анжелики лихорадочно перебегали от одного краснощекого лица к другому, но на обоих лицах отражались лишь доброта, простодушие и доброжелательность.
— Да, я знала его, — прошептала она чуть слышно. — Это был мой муж…
Колбасник кивнул.
— Мы так и думали. Тогда слушайте.
— Подожди… — шепнула его жена.
Она подошла к двери и плотно закрыла ее, потом захлопнула деревянные ставни, обрамлявшие «витрину», где выставлялась на обозрение прохожим разнообразная снедь.
Стоя в полумраке лавки, пропитанной аппетитными ароматами сосисок, соленого свиного сала и ветчины, Анжелика слышала, как колотится ее сердце, и терялась в догадках. Какое откровение ждет ее сейчас? Она ехала к колбаснику без всякой задней мысли. Она часто упрекала себя в том, что не отблагодарила добрых людей, которые помогли ей, но все время откладывала поездку. Что они могли рассказать ей? Чего она не знала? Палач не поджег костер? Тело Жоффрея де Пейрака не было уничтожено огнем, его прах не развеяли по ветру?
— Нам рассказал эту историю мэтр Гийом, хозяин соседнего
Гийом сказал: «По рукам, черт возьми! Чувствуйте себя как дома!» На другой день они и пришли, снова в масках. Гийом закрыл ставни, а сам вместе с семьей и служанками ушел к себе в комнату. Время от времени они из чистого любопытства через дырку в стене подглядывали, что делают парни в масках. А те ничего не делали. Просто уселись вокруг столов и будто бы чего-то ждали. Некоторые из них сняли маски, но сосед никого не узнал. Надо сказать, он подозревал, зачем им понадобился его кабачок. Под домом идут огромные подвалы, которые остались еще с римских времен. Там есть один наполовину обрушившийся туннель, что выходит прямо к берегу Сены. Между нами, Гийом частенько пользуется им, чтобы доставить к себе в лавку бочку-другую вина, не заплатив пошлину господам из Ратуши. Поэтому он совсем не удивился, когда увидел, что кто-то из парней встал и откинул крышку его погреба. Это произошло как раз в то мгновение, когда толпа завопила, потому что с улицы Ножовщиков показалась телега с осужденным. Все прильнули к окнам, кроме моего Гийома, который все таращился в дырку. Страсть как ему было любопытно, что происходит в его кабачке. Он увидел, как из погреба вылезли еще какие-то мужчины и втащили в зал что-то длинное, завернутое в мешок. Кабатчик не смог разглядеть, что там у них завернуто, но он подумал: «Что за чертовщина, здорово смахивает на покойника». На площади орали все громче и громче. Телега докатилась до вывески «Голубой виноградник», когда людской водоворот остановил ее. Мэтр Обен орал во всю глотку, его помощники разгоняли толпу ударами хлыста. Но телега — ни с места. Дожидаясь, пока расчистится проезд, мэтр Обен решил зайти в «Голубой виноградник», чтобы угостить своего клиента водочкой. Он часто так делает. Палач и сам пропускает стаканчик, и его помощники тоже. Что и говорить, у него нелегкое ремесло, требуется что-то подкрепляющее, разве не так? Когда дверь открылась, Гийом смог как следует рассмотреть осужденного, которого внесли на руках. На нем была белая рубашка, вся в крови, а длинные черные волосы свисали почти до земли… Простите, госпожа, вам больно меня слушать. Элиза, принеси-ка флакончик с травами.
— Не стоит, прошу вас, продолжайте, — едва слышно попросила Анжелика.
— По правде говоря, мне нечего больше рассказать. Гийом клялся, что ничего толком не разглядел. В лавке было темно. Он слышал только, как ругался мэтр Обен, потому что никто не поднес ему водки. Еще слышал, как на улице стражники отгоняли толпу от двери. Осужденного положили на стол.
— А что делали люди в масках?
— Стояли или сидели, кто его знает? Было темно. Гийом так и сказал: «Я ничего не видел». Но он все-таки думает, что в том самом свертке, который затем вынесли и положили в телегу, был кто-то другой и что… в тот день на Гревской площади сожгли вместо колдуна тело покойника, которого вытащили из погреба!