Апатрид
Шрифт:
– Я армянин по рождению, но после усыновлен азербайджанцем.
– А почему у Вас и имя, и национальность азербайджанские, это было невозможно сделать по закону при усыновлении, – что-то вы темните, гражданин Агаев, будем разбираться, – и вообще, была ли эта фирма, которую видели только вы?
Глава 20
Рижская тюрьма представляла собой старое здание дореволюционной эпохи и располагалось почти в центре города. Большинство камер было рассчитано на пятьдесят человек, но были и одиночки. В свете новой эры демократии, о которой трубили на каждом углу в Латвии, послабления коснулись и тюрьмы. Заключенные пробили в боковых стенах, в полу и в потолке проемы и дыры, через которые спокойно проходил человек. С потолков свисали сплетенные из старого
Первое, что услышал Арсен в камере, куда его впустили и за ним закрыли засов, был крик: – Мясо!!!, – от которого пробежал холодок по спине. Сидя на каких-то кирпичах в углу камеры около входной двери, он с непонятным изумлением смотрел на пробитую большую дыру в бетонном полу, откуда то и дело появлялась протянутая рука, которую схватывали двое стоящих у дыры мужиков и вытягивали человека в камеру на этаж. Где-то в дальнем углу из дыры в потолке свисал канат, по которому поднимались и спускались мужики. Какие-то люди вдруг появлялись из стены, из отверстия за занавеской и пересекая камеру, исчезали за такой же занавеской в противоположной стене. Вскоре вокруг него собралось человек десять, появившихся из разных сторон в камере:
– Ты кто по жизни, старик, и за что попал? – спросил один из них, с интересом разглядывая спортивный костюм известного бренда на Арсене, – и «чеботы» у тебя ничего, пойдут, – продолжил он, переключив внимание на его кроссовки.
– Бродяга я по жизни, старик, а попал сюда по недоразумению, скоро разберутся и выпустят, – ответил Арсен, – а вот вещи не отдам, может только с трупа снимете.
– А ты борзый, звать то как, не Петушок случайно, – прогнусавил один из окруживших его, и тут же получил сильный удар по челюсти от Арсена. Толпа дернулась и немного отступила.
– А с бабами как, по соленому заезжаешь небось? – прохрипел чей-то голос из толпы.
– А ты мне сам расскажи, я смотрю тебе вкус знаком, – также в толпу ответил Артур.
– А ну разойдись, братва, дайте мне эту дерзкую «грушу», давно кулаки не чесал, – из толпы вышел здоровый парень спортивного телосложения, на голову выше новенького, – проверим, какой ты на деле…
Минут через тридцать Арсен стоял у умывальника и разглядывал себя в зеркало. Нос был сломан и из него текла кровь. Потрогав его, он понял, что кость раздроблена и исправить его надо сейчас, потом будет поздно. Сжимая нос пальцами и на ощупь находя раздробленные кости, Арсен стал осторожно сдвигать их на место. Кости хрустели, двигаясь под кожей, в глазах темнело от боли, но вскоре вроде все стояло на месте, но все вокруг носа и глаз опухло и посинело. Смыв кровь и приложив мокрое полотенце к носу, Артур прилег на койку на нижнем ярусе, которую ему показали. Так началась его тюремная жизнь. Совсем не такой он себе ее представлял, слушая рассказы о тюремной жизни сидевших в России людей.
Перед ужином к нему подошел парень лет 25-ти, – Линард, я смотрящий за этой «хатой» – представился он. – А ты молодец, не спасовал перед пацанами, у нас каждый второй сбегает. А кто остается, всех куда-то пристраивают на работы «конями» или «шпули» делать. А ты пойдешь ко мне, за второй стол, будешь за порядком в «хате» следить, пацан ты правильный, разберешься. Костюм и кроссовки отдай «прачке» за четвертый стол, чтобы отмыли от крови. Убери потом подальше от глаз, чтобы не отобрали. «Прачке» надо заплатить чаем или сигаретами, у нас за все здесь платят, если сам не хочешь делать. Да, кстати, у нас объявлена голодовка, – требуем амнистию, так что жрать не придется. Пацан, который тебе нос сломал, – Малыш, – чемпион Европы по боксу, когда пьяный, вообще безбашенный, он за это и попал сюда.
Деньги, которые Арсен взял с собой в тюрьму, надеясь на быстрое освобождение, быстро кончились, и ему пришлось иногда играть в нарды на сигареты. Из-за объявленной голодовки передачи были запрещены и сигареты были только у осужденных, которые ждали отправки на зоны. Благодаря дырам в стенах, прослышав, что в камере первоходов есть игрок в нарды, к нему на игру приходили заключенные из других камер. Арсен всегда делился выигрышем в свой камере и еще отравлял вниз, на первый этаж, где сидел вор в законе, смотрящий за «общаком». Из-за голодовки, много играть было невозможно, и выиграв немного сигарет или чая, он уходил к себе, чтобы лечь и не расходовать энергию понапрасну. Вдоволь было только чая и сахара, который регулярно присылали в камеру из «общака».
Через месяц на допросе у следователя выяснилось, что директор фирмы, в которой работал Арсен, дал показания, что задержанный выкрал у него в офисе бланки договоров, а в электричке, по дороге домой, был ограблен. У него, якобы выкрали барсетку с печатью фирмы. Арсену инкриминировали еще две статьи уголовного кодекса. Он понял, что следствие затянется. Через месяц в материалах дела появились новые фигуранты, такие же нанятые на фирму работники, как и Арсен, но местные. Их никто не задерживал, они только дали подписку о невыезде. Арсен тщетно пытался упросить следователя отпустить его также под подписку, сидеть до суда пришлось долго.
Шел восьмой месяц в тюрьме. Вышла амнистия, но она коснулась лишь некоторых из сидевших в ожидании суда заключенных. Голодовка закончилась, но есть тюремную баланду он так и не смог. Собирая нарезанный картофель из супа, он жарил его на растительном масле на собранной им электроплитке. Запчасти на нее он выменял у заключенных на чай и сигареты, выигранные в нардах. Масло ему давал сосед по шконке. Иногда, получив передачу, его приглашали на застолье заключенные, в благодарность за сигареты и чай, которыми Арсен всегда делился сокамерниками. Привыкать к такой жизни он не собирался, но надо было выживать, надеясь на освобождение. В один из дней к нему на игру пришел уже не раз сидевший Виктор. Арсен знал, что тот сидит в камере с вором в законе, смотрящим за общаком, и что-то его настораживало. Виктор слыл неплохим игроком.
– Играть будем по пачке на кон, – сказал он, – зарики бросаем через стакан, договор?
Играли долго, и проиграв пачек сто, Виктор, озлобленный проигрышем, процедил сквозь зубы:
– Никуда не уходи, я продолжаю. На реванш. Отказать не имеешь право! – Послав одного из пришедших с ним за сигаретами в свою камеру, что-то шепнув ему на ухо, он произнес угрожающе Арсену:
– Я тебя закопаю в долгах, азер*, ты еще задницей расплачиваться будешь.
– Я не азер, и моя задница тебе не сейф, сначала к фарту шифр подбери. Пока я жив, ты в проигрыше будешь. А кто в проигрыше, у того и задница на кону… – спокойно сказал Арсен и попросил «коня», чтобы из хаты Виктора прислали зарики на игру.
Вскоре прибыл гонец, которого посылал зачем-то Виктор и принесли новые зарики Арсену с запиской от вора: – Фарта тебе и не забывай про общак…
Гонец Виктора приволок целый баул* сигарет, там было пачек 500.
– Играем по 10 пачек. Мне надо отыграться. Я проиграл 40 пачек, значит четыре игры подряд. Таковы законы тюрьмы, и тебе придется играть по этим правилам. Десять пачек на кону – поехали.
Прослышав про невиданную доселе игру с такими ставками, со всех камер стали собираться любопытные заключенные. Вскоре камера напоминала современный бар во время финального матча по футболу.