Апдейт консерватизма
Шрифт:
А может быть, все надеются, что само рассосется. Последнее не кажется таким уж невозможным, если вспомнить, как несколько десятилетий назад внимание всего ученого и политического человечества было приковано к работам так называемого Римского клуба. Его члены били тревогу по поводу неудержимого роста населения слабо развитых стран, что в условиях ограниченности ресурсов грозило в не очень отдаленном будущем перенаселением и следующими за этим голодом, войнами и великими переселениями народов. Предсказанных катаклизмов не произошло, прогнозы Римского клуба потихоньку оказались забытыми.
Конфликты будущего
Теперь же на первый план мировых тревог выходит не демография стран третьего мира, а демографическая динамика развитых, цивилизованных стран Европы, к которым и Россия имеет смелость себя относить. С этой динамикой мы уже прекрасно знакомы на собственном российском опыте — это в первую очередь спад рождаемости и растущая миграция, а также (что более свойственно Европе, но ждет и нас в случае достижения определенного жизненного стандарта) рост продолжительности жизни. У нас печальная статистика рождаемости: в среднем на женщину приходится 1,3 ребенка, тогда как минимальный уровень, требуемый для воспроизводства, — 2,2 ребенка [65] . А глава Представительства Фонда ООН по народонаселению сказал в радиоинтервью, что ситуация в РФ
65
Демографическая проблема в России. Депопуляция населения // Информационно-правовой портал UKON. SU. 2008. http://www.ukon.su/article/article_19201.html
66
Демографическая проблема в России. Интервью с главой российского представительства Фонда ООН в области народонаселения Карлом Кулессой // Голос Америки. 2008. http://wwwl.voanews.com/russian/news/a-33-2008-04-30-voal3.html
Но есть, конечно, и различия. С одной стороны, в России имеются слабозаселенные, необозримые и во всех смыслах слабозащищенные просторы Сибири, по несчастью соседствующей с перенаселенным Китаем, который обретает силу и уверенность и готов к экспансии, может быть, не только экономической. Кроме того, «внизу» у России — среднеазиатские и южнокавказские республики бывшего СССР, еще в значительной мере сохранившие русский язык и общий с Россией стиль жизни, что облегчает миграцию в Россию и делает Россию предпочитаемой целью миграции. С другой стороны, европейские страны становятся желанной целью для жителей своих бывших колоний, для которых метрополия — тоже до известной степени родина. К этому надо добавить еще привлекательность Европы как места жизни, а также понемногу сходящую на нет, но все еще действующую демократическую пропаганду свободы выбора местожительства и готовность к предоставлению политического и экономического убежища всем угнетаемым, преследуемым, сирым, замерзающим и голодным. ЕС имеет, пожалуй, самые мягкие в западном мире критерии приема иммигрантов. В первую очередь принимают тех, кто дома подвергается преследованиям и дискриминации. Затем следуют те, у кого кто-то из членов семьи уже находится в пределах Евросоюза. Далее — те, кто пребывает в ЕС нелегально, они должны быть легализованы. А уже последний из критериев — это важность иммигранта для европейского рынка труда. Вообще, миграции — очень сложный феномен, на котором мы пока здесь не останавливаемся. Важно констатировать, что, во-первых, никакого способа остановить миграцию с Юга на Север и с Востока на Запад до сих пор не найдено и что, во-вторых, в столицах и крупных городах Западной Европы и России растет своеобразное параллельное общество мигрантов. Примеров можно набрать бесконечное количество: это прогремевший недавно на всю страну Черкизовский рынок в Москве, так называемый Черкизон с его оборотом в миллиарды долларов, разноязыким населением, своими отелями, ресторанами, магазинами, своей полицией и проститутками, своими законами и судьями. В общем, не хуже, чем Хитровка конца XIX столетия, впечатляюще описанная Гиляровским. Жители Москвы с внутренней жизнью Черкизона практически не пересекались — это в самом деле параллельное общество, существующее как бы в другом измерении. Черкизон — не единственный пример такого образования, в прессе постоянно появляются сообщения о китайских сообществах в Сибири, о вьетнамских сообществах в Москве и т. п. Правда, этническая дифференциация московского населения пока что не зашла так далеко, чтобы начали складываться ареалы компактного проживания представителей определенной нации — районы, подобные латиноамериканским кварталам или чайна-таунам в американских городах, или районы, полностью заселенные турками или арабами в европейских столицах. Кроме того, большинство иммигрантов в России — это граждане бывших советских республик, частично сохранившие советскую общность жизненных привычек и стиля и поэтому способные без труда интегрироваться в жизнь российского города, что делает геттоизацию излишней. Да и количественно, пожалуй, иммигрантские диаспоры в Москве и других крупных городах не достигли уровня, делающего неизбежным образование гетто [67] . Хотя в дальнейшем, очевидно, эти факторы будут ослабевать, и формирование гетто станет неизбежным.
67
Вендина О. Москва этническая: грозит ли городу геттоизация // Демоскоп weekly. 1906. http://demoscope.ru/weekly/2004/0177/tema05.php
Это о миграции. Мы к ней еще вернемся, но пока остановимся на другом аспекте вялотекущей демографической катастрофы. И в Европе, и в России оказался нарушенным некий негласный межпоколенческий социальный договор, состоящий в том, что благополучие пожилых людей гарантировалось производительной деятельностью молодежи, что находило свое выражение в пенсионных отчислениях работающих. Договор состоял в том, что каждое новое молодое поколение обеспечивало старость предыдущего. Нарушение его повлечет за собой ужасные последствия, не только экономические, состоящие в отсутствии средств поддержания старости родителей, но и культурные: разрыв жизненных стилей родителей и их бездетных детей.
Как пишет Норберт Больц [68] , становится все яснее, что будущие конфликты в области распределения будут происходить в сфере не производства, а воспроизводства. Нас ждет, пишет он, не только острейшая «культурная борьба» родителей с бездетными, но и жестокая экономическая борьба за ресурсы между поколениями. Действительно, уменьшение количества рожденных детей существенно снижает базу пенсионных отчислений для будущих пожилых людей, причем родители и бездетные равным образом пользуются этой все сужающейся базой, сформированной за счет экономических и душевных затрат именно родителей и только родителей, вкладывавших деньги и душу в выращивание и воспитание детей. Старость бездетных обеспечивается потом и кровью родителей. Это и есть casus belli — причина культурной войны родителей и бездетных.
68
Bolz N. Die Helden der Familie. Munchen: Fink, 2006.
Параллельно формируется латентная война полов, побуждаемая отказом
В нынешних демографических дискуссиях прослеживаются две идеи относительно того, как бороться с этими грядущими бедами. Первая идея состоит в том, что миграция из стран с традиционно высоким уровнем рождаемости компенсирует падение рождаемости у нас. Это возможно, хотя и не обязательно. Например, в России некоторые мигранты, особенно из бывших советских республик, без особого труда приспосабливаются к обычаям, экономической и культурной среде принимающего общества и в результате довольно скоро снижают свойственный им дома высокий уровень деторождения. То же самое происходит, например, во Франции с выходцами из Северной Африки, где и без того модель рождаемости не очень отличалась от европейской. В Тунисе и Алжире, например, рождаемость держится на уровне 1,7 ребенка на женщину, что ниже уровня замещения. Та же ситуация с огромной турецкой диаспорой в Германии — турецкие женщины рождают лишь на несколько процентов больше детей, чем немецкие. Но даже если расчет оправдается, вряд ли такая компенсация падения рождаемости в принимающей стране должна приветствоваться. Ведь подавляющее большинство мигрантов плохо образованы, выполняют низкооплачиваемую работу, и рождение у них множества детей приведет только к усугублению социальных проблем, усилению бедности и к общему падению качества человеческого капитала в стране. Кроме того, есть еще одно соображение, которое достаточно часто замалчивается по причинам политкорректности. Происходящее тихой сапой вторжение плодовитых этносов медленно, но неотвратимо будет вести и уже ведет к размыванию национальной культуры и национальной идентичности «старых» наций.
Как говорит один из коллег автора этой книги, Москва давно уже превратилась в Стамбул. В европейских столицах еще легче, чем в Москве, убедиться в экспансионистской мощи именно демографического развития. В Париже, в Берлине перед глазами — европейские старики и мусульманская молодежь. Мы продолжим рассмотрение вопроса о возможных социальных и культурных последствиях дальнейшего развития в этом направлении.
Сыновья и мировое господство
Несколько лет назад профессор Бременского университета в Германии Гуннар Хайнсон опубликовал книгу «Сыновья и мировое господство: роль террора во взлете и падении наций» [69] , которую трудно отнести к конкретной научной дисциплине. Можно сказать, что это труд в области исторической демографии, или исторической социологии, или политической, или даже спекулятивной (если такая возможна) демографии. Книга посвящена причинам войн, неожиданных и мощных завоевательных походов, внезапных вспышек ненависти, сопровождаемых резней и истреблением народов. Реакция на нее в ученых кругах была острая и противоречивая, а известный философ Слотердийк даже сравнил ее по значению с «Капиталом» Маркса и назвал автора основоположником демографического материализма.
69
Heinsohn G. S?nne und Weltmacht. Terror im Aufstieg und Fall der Nationen. Zurich: Orell Fussli, 2003.
Отправной пункт для Хайнсона — так называемый юношеский выступ на половозрастной пирамиде [70] . Сам он в ответ на вопрос, что такое юношеский выступ, говорит в одном интервью: «Общепринятого определения этого понятия нет. Француз, впервые использовавший термин в 1970 году, считал, что юношеский выступ существует, когда 30 % населения имеют возраст от 20 до 24 лет. Я считаю, что эти 30 % должны быть от 15 до 29 лет. Это значит, что если вы возьмете 100 мужчин в стране, 30 из них будут от 15 до 29 лет.
70
Половозрастные пирамиды — это своеобразные диаграммы, представляющие в графической форме распределение населения по полу и возрасту. Число людей каждого возраста (или доля их в населении) изображено горизонтальной полосой определенного масштаба. Эти полосы, то есть возраста, помещаются друг над другом в порядке, естественно, возрастания. Обычно выделяют возрастные группы однолетние и укрупненные: пяти— и десятилетние, а иногда и еще более крупные. В результате получаются разные фигуры. Если людей молодых возрастов много, среднего возраста меньше, а стариков совсем мало, из этих полос складывается нормальная пирамида, выглядящая как треугольник, широкий внизу и сходящий на нет к вершине. Если, наоборот, население старое, а детей мало, диаграмма выглядит как урна, то есть немного напоминает перевернутую пирамиду. При более или менее равной доле детей и стариков диаграмма выглядит скорее как дерево с длинными горизонтальными ветвями, соответствующими возрастным группам большой численности, и короткими ветвями, соответствующими группам малой численности. Пирамида делится по вертикали на две несимметричные половины: слева отображается возрастная структура мужского населения, справа — женского. О том, как пирамиды позволяют анализировать половозрастной состав населения, см., например: Андреев Е., Вишневский А., Кваша Е., Харькова Т. Следы социальных катастроф XX века на возрастной пирамиде // Демоскоп Weekly. 2005.«Юношеский выступ» (youth bulge) на половозрастной пирамиде, о котором говорит Хайнсон, — это резко выступающие длинные линии (ветви), свидетельствующие о резком возрастании численности населения молодых возрастов.