Апгрейд от Купидона
Шрифт:
— Принять потом таблетку.
Он тоже видел мои глаза — огромные, но не от испуга или удивления, а потому что в них, как из рога изобилия, переливалась сейчас боль из глаз Крэга.
— Ты единственная знаешь обо мне правду. И Алина знала, но по-детски считала, что это ничего страшного. Но это страшно. Поверь мне…
— Я верю. Но почему ты веришь мне? А если я не выпью?
— Потому что ты веришь мне и не захочешь растить больного ребёнка. Ни со мной, ни без меня. Никто не знает, какой шанс передать это через гены, но в здравом уме никто не станет рисковать.
— А Тони? — решила я наконец
— Этот засранец — сын своего отца. Предохраняться не умеет, — хохотнул он, но улыбка не появилась на его лице и не осветила тьму вокруг нас. — А его Хана просто слишком смелая. Но они ещё много лет не смогут дышать спокойно. У меня это не сразу проявилось, и первые года родители списывали все отклонения от нормы на разность темпераментов и братскую ревность. Ты выпьешь таблетку, пообещай мне, — вдруг перебил он размеренную речь скороговоркой.
— Обещаю, — проговорила я, сжимая взволнованное лицо в раскаленные тиски ладоней.
— Я тебе верю…
Как странно звучали эти слова в темноте гостиничной спальни, которая ни во что уже давно не верила, и я не верила своему подсознанию, которое услышало это признание на родном языке. Я не стала переспрашивать Крэга, потому что мне начало казаться, что он не специально переходит с языка на язык. Это просто его память выдаёт фразы, когда-то им произнесенные, наверное, в похожей ситуации. Он кому-то верил до меня и этот кто-то явно не оправдал его доверия. Если история с Алиной правда, то какой же идиоткой надо быть, чтобы так опозорить парня перед всем классом, оставив одного без одежды в женской душевой!
Я гладила его мягкие щеки, тянула бороду туда, где она уже не росла, где кожа оставалась совсем мальчишеской, к глазам, которые светятся так искренне только в детстве — в детстве, которое в один момент перестало быть для него счастливым. А я в единый миг вдруг поняла, что будучи единственным ребенком, не обделенная природой ни красотой, ни мозгами, до сего момента не понимала, что такое счастье. Не знала настоящей любви и посмеивалась над старой поговоркой, что любить — это отдавать.
Семён брал, а я ему себя раздаривала, прикрывая безысходность и боль мнимым флером первой любви. Руслан пользовался мной, и я наивно думала, что пользуюсь им в ответ. Но все это было обычным сексом, а вот сейчас в объятьях Крэга я открывала для себя древнее искусство занятия любовью. Впервые выступала дарителем и совершала не половой акт, а акт дарения, каждой трепещущей клеточкой разгоряченного тела ощущая благодарность Крэга. Я не подгоняла его, не торопила себя — мне не важны стали физиологические конвульсии, до которых я не сомневалась он меня доведёт и в третий раз. Доведёт тело, а душе он уже подарил оргазм: первый в жизни — все мысли давно разлетелись на тысячу разноцветных стеклышек, которые теперь собирались перед моими закрытыми глазами в причудливые узоры, каждую секунду в новые.
Глава 38. "Микстура датского короля"
— Ксения!
Я не откликалась, но и не притворялась спящей. Всего лишь наслаждалась полной тьмой, которая сменила калейдоскоп, крутившийся перед моими глазами весь последний час. Я не попросила Крэга укрыть меня: так и лежала обнаженной поверх измятого покрывала, не думая ни о том, что это верх антисанитарии, ни о том, что это просто вульгарно. Принимать эстетичную эротичную позу не хотелось, потому что возбуждение сменилось покоем — полным. И я просто-напросто вытянула ноги и подтянула сцепленные в замок пальцы к носу, точно прятала в кулачок смешинку.
Но я не смеялась — повода не было ни для смеха, ни для избыточной радости. Впервые за последние месяцы, а может и годы, мне было абсолютно спокойно: отчего в какие-то мгновения становилось прямо-таки страшно, но даже в те доли секунды, когда я чувствовала полное омертвление, я не открывала глаз и не произносила никаких звуков. Час возрождения к жизни еще не пробил — телефон не звонил, соседи не ходили, машины с сиренами не проезжали. Мир забыл обо мне, а мне уж точно вспоминать о нем не хотелось — совершенно.
— Ксюша.
Мой душевный и душевой убийца применил секретное оружие: произнес мое имя без всякого кулинарного подтекста. Значит, мог. Просто не хотел. А сейчас ему нужно было, чтобы я наконец открыла глаза. И нос. В ноздри ударил аромат чая с виски.
— Если выльешь чай мне на голову, я не буду с тобой дружить, — произнесла я по-английски, держа глаза по-прежнему закрытыми.
— А у меня и нет цели с тобой подружиться, — услышала я голос совсем близко и открыла глаза: его носитель сидел на кровати тоже абсолютно голый, но в его небрежной позе чувствовалась врожденная кошачья грация, и я невольно облизала сухие губы, завидуя сама себе.
— Моя цель — чтобы ты не заболела. Здесь одной больной головы хватает. Мне нужна здоровая половинка, чтобы чувствовать себя в безопасности.
Какой странный набор слов, непереводимый — звучащий нормально только по-английски, но мой мозг продолжал строчить подстрочник, а язык все порывался выдать ответ по-русски.
— Ксюша… — тянул Крэг, протягивая мне чашку.
— Я хочу просто лежать и слушать свое имя в твоём исполнении. И только посмей еще раз назвать меня Суши!
Я не ругалась, я улыбалась — что бы он сейчас ни вытворил, я не смогу на него обидеться. Говорят, к такой благодати пары идут годами — да нет, достаточно одной минуты, одного щелчка в голове…
— Глупая Суши… — губы Крэга растянулись в улыбки. — Ксюшей тебя назовет каждый, а Суши — только я. И я заметил, как ты дернулась во время разговора с Тони об японском ресторане и понял, что ты меня не забыла.
— Было бы странно иметь такую короткую память… переводчице, — Улыбка не сходила с моего лица. — Кстати, как я справилась? Я всю ночь зубрила финансовые термины.
— Прости, я не зубрил русских. Я знал, что ты меня не подведешь. Я был уверен, что разговоры про подобные суммы доверяют только профессионалам.
— Я тоже так думала… Но сам видишь, взяли девчонку с улицы. Мир сошел с ума… — сказала я и чуть не прикусила язык.
Но Крэг не помрачнел даже на полутон.
— Этот мир никогда и не был умным. Суши, выпей чай. Я не буду подогревать виски в микроволновке и в итоге волью в тебя не разбавленный чаем. Думаю, это противно.
— Ты, ирландец, говоришь подобное про виски?
— Я, финн, который скажет подобное и про водку тоже. Суши, я не пью. Совсем. Мне нельзя пить спиртное. Даже чай и кофе можно в ограниченном количестве.