Апогей
Шрифт:
Однако я не сильно обольщалась: в его голосе не было ни волнения, ни предвкушения, ни страха отказа. Ничего из того, что должен испытывать жених, делая любимой женщине предложение.
— Нет. — Бормочу я, исполняя тем самым его просьбу о честности.
— Значит, мы обручаемся заранее. Когда-нибудь ты будешь готова, поверь мне.
Ситуация такая безумная, что я предпочитаю просто плыть по течению, не пытаясь ее анализировать.
— Как пожелаете. — Мои слова не означали согласие совершенно. Хорошо, что он тоже это понимал.
Меня
— Это какая-то шутка? — Я поднимаю на него свой взгляд, и Аман качает головой. — Тогда что вы скажете своей семье? Клану? Ганзе?
— Что я уже большой мальчик.
О, эта новость весьма их удивит. А если серьезно — я думала, что даже его ограничивают некоторые рамки, установленные законом, Ганзой, семейными традициями. Даже если это было всего лишь прихотью, главе не стоило дразнить общественность.
Опуская глаза, я снова смотрю на обручальное кольцо. Аман терпеливо ждет, словно делает скидку на мою человечность и сентиментальность. А я думаю над тем, что когда-то давным-давно, впервые присутствуя на венчании и слыша клятвы молодых, придумала собственную.
— Вручаю его в знак нашего союза, который не будет иметь конца так же, как и это кольцо. — Пробормотала я чуть слышно, осторожно надевая золотую вещицу на безымянный палец главы. — Аминь.
Ду. Ра. Но я хотя бы выбросила из клятвы слова про вечную любовь и верность.
— Отлично. — Заключил Аман, вставая. Отойдя на пару метров, он, словно оценивая результаты своих трудов, долго смотрит на меня. — Тебе идет быть моей женой.
Я прячу глаза, хотя в его словах по-прежнему нет необходимых данной ситуации чувств.
— Я себе не так это представляла. — Ворчу я, рассматривая золотой ободок на своем пальце. — Это… самая ужасная свадьба всех времен и народов.
Он остро ухмыляется.
— С самым ужасным мужчиной всех времен и народов, не так ли?
— Тогда все сходится.
Думая о произошедшем, я прихожу к выводу, что, обменявшись кольцами, я и господин Аман заключили новый контракт. От меня требовались доверие, честность, покорность, верность. И как бы несправедливо и подло произошедшее не выглядело, было одно «но», заставляющее меня мысленно злорадно хихикать: я вправе требовать то же самое и от своего «супруга».
И почему масштабы катастрофы всегда осознаются мной с опозданием?
Сегодня я завтракала на свежем воздухе, на веранде в обществе Франси. И теперь ее беспокойный взгляд следил за тем, как я неистово орудую ножом, разделываясь с каннеллони.
Кажется, я ее пугаю. Потому через мгновение перед моими глазами появляется лист с выведенным «ПОГОВОРИТЕ СО МНОЙ» на нем.
— Я совершенно запуталась, Франси. — Бормочу я. — Он сделал мне предложение… точнее, он ничего не предлагал, а поставил перед фактом. Я его не понимаю… и думаю, никогда не пойму. Может, он сошел с ума?
А как вы думаете?
— Я думаю, что кто-то из нас точно чокнулся. — Признаюсь я. — Иногда я смотрю на него… думаю, что он зол, что едва сдерживает себя от убийства. Он подходит, я замираю от страха, готовясь к худшему… а он делает что-нибудь совершенно сбивающее с толку… нежное. Это просто… немыслимо.
Раз вы теперь его супруга, вам стоит к этому привыкнуть.
— Это просто очередная причуда. — Усмехаюсь я, демонстрируя кольцо. — Это ничего не значит для него.
Франси решает оставить свои мысли при себе.
— Он никогда не посмотрит на меня так, как смотрел на Адель. Как на равную. — Я опускаю взгляд в свою тарелку. — Просто игра.
Он нравится вам?
— Ты уже задавала это вопрос, помнишь? — Немедля ответила я, смотря на серьезную Франси. Предельно серьезную. — Ну так ответ не изменился.
Прости меня, Боже, ибо я согрешила. В очередной раз. Господин Аман не просто нравился мне. Я испытывала к нему чувство куда более глубокое и ненормальное, чем простая симпатия. Но признаваться в этом я никому не собиралась. Ни ему. Ни Франси. Ни даже себе.
— Как я должна вести себя теперь? Как реагировать на его слова, действия? — Размышляю я вслух. — Все так сложно…
В молчании проходит несколько минут, и я, расправившись с завтраком, осматриваю сад. Я чувствую себя совершенно потерянной, зная, что если бы мама была жива, я обратилась бы за помощью к ней… Думаю, я излила бы душу даже Марте. Мне нужен был совет опытной женщины, которой не безразлична моя судьба.
Размышляя над этим, я выхватываю из моря цветов и оттенков фигуру в белом элегантном платье. И мне правда не хотелось думать, что таким образом Господь отвечает на мои мольбы.
Мадам Бланш впорхнула на веранду, придерживая свою изящную шляпку, чтобы ту не снесло порывом ветра. Невольно отмечаю, что ее молодость несколько потускнела. Вновь.
Франси поднимается, почтительно склоняя голову, когда мадам проходит к моему столу. Я знаю, что хранительница останется поблизости, потому нет смысла опасаться мадам. Хотя, что сказать, после случая в птичьем павильоне, я чувствую себя несколько неуютно в ее обществе.
— Прекрасно выглядишь, ma cherе. Как и подобает моей невестке.
О, святые отцы, он уже поставил ее в известность? Но… разве это заслуживает внимание его матери? Это же всего лишь нелепая шутка.
— В такой прекрасный день и без шампанского? — Она садится за столик напротив, подавая жест двум служанкам, которые все это время были поблизости.
Получив команду, девушки (кажется, новенькие здесь) быстро убирают со стола, оставляя фужеры и охлажденную бутылку игристого вина.
Я слышу, как госпожа Бланш увлеченно о чем-то говорит, перемежая свои слова с мелодичным смехом. Она выглядит обрадованной, а мне казалось, что в такой траурный день неприлично претворяться счастливой.