Апокалипсис в мировой истории. Календарь майя и судьба России
Шрифт:
Сергей мне строго объяснил: чтобы не позорить комсомольскую организацию «Внешпосылторга» низким оформительским уровнем — буквы заглавий должны были быть не просто там нарисованными, вырезанными, а красивыми, выпуклыми… Янашел выход: детская азбука, объемные буквы — вознесли мой стенд до высот барельефа. Трудности было две: всякие новые утвержденные «почины» требовали новых заголовков, типа «В Совете молодых специалистов ВПТ»(Слава Богу — допускалось такое рабочее сокращение «Внешпосылторга»). Ну и вторая трудность, изводившая, превращавшая меня просто в персонажа Кафки — исчезновение букв. На месте барельефных красот оставались разводы импортного клея, на полу их не валялось, и за состояние
В общем, интересная была «школа жизни». Помню, как-то согласовывая со мной дату очередного заседания «Совета наставников», Сергей почтимашинально (в момент, когда мы сидели рядом), потянулся к моему «Ежедневнику» (толстая книжица), вытащил из пластикового кармана у первой страницы глянцевый календарик и переспросил, типа: «Значит 20-го, во вторник?». И потом, возвращая его как игральную карту, на секунду перевернул тыльной стороной к себе, и задвинул в исходный карман моего Ежедневника.
Позже картина восстановилась. Через какого-то «фирмача» в ВПТ проникла «партия порнографии»: дюжина календариков с девушками… гораздо более скромно раздетыми, чем сегодня в «Плэйбое». И «кадры» с комсомольским активом разматывали всю цепочку… Но, самое-то для меня главное, — ведь еще неделю тому назад и у меня был такой календарик с такой красоткой! Но на случившихся посиделках, однокашник Андрюша его выпросил. Смешно вспоминать, но такие календарики, если «фирма», «не самопал» — тоже были дефицитом, предметом гордости и «понтования». Яотдал, потому, что «внешторговец» (единственный из нашего «потока», 110 выпускников) — он же и должен быть таким вальяжным, всех осчастливливающим. А себе, я подумал, — еще достану. И как раз на момент беседы с комсомольским наставником у меня был вполне нейтральный, типа «Хохломы» или «Золотого Кольца». И, как я понял через пару дней, если б не Андрюхина просьба и моя вальяжная щедрость, мне пришлось бы объясняться: «У кого взял?», то есть делать, как и многим соотечественникам — свой маленький тяжелый выбор.
Возможно, ожидавшие какого-нибудь «Репортажа с петлей на шее» из цитадели застоя, ужасов «сексотства», провокаций, вербовок и перевербовок — будут уязвлены подобным принижением темы… но у меня в запаснике остается только финал моей комсомольской эскапады, и похоже, не менее траве стированный.
Бюро (или заседание?) ВЛКСМ проходило в присутствии гостя, убей — не помню, из центрального ли аппарата Министерства, или из территориального райкома, не помню даже, был он парт— или коме— (возрастные приметы допускали оба варианта), даже и не очень высокий гость, но какая-то ориентированность на него в прениях присутствовала. И когда кого-то дернуло дать слово непосредственному порученцу, я позволил себе некое наукоподобное вступление (все-таки красный диплом и два приглашения в аспирантуру, в том числе и от Сабурова)… Что, поскольку сумма интереса, энтузиазма коллектива — представляется величиной постоянной, то, я считаю, неправильно дробить ее между новыми и новыми «Советами.…» (меня, конечно, более беспокоили замены барельефных заголовков на стенде)…
Вот, собственно, и все. Сейчас-то разоблачители ВЛКСМ тех комсомольских молодчиков называют и прохиндеями, и подхалимами и еще покруче… Но тогда, даже и эта моя квазиматематическая вальяжность была сочтена крамолой, моим саморазоблачением… Может я немного театрализирую, приурочивая свой карьерный финал к тому собранию. Может Сергей своим кадровым, партийным чутьем меня вычислил и еще загодя решил «бортануть от резерва». Может даже, он и сам отколупывал те дурацкие буковки,
В общем, в 29 лет я расстался с комсомолом, видами на КПСС и внешторговскую карьеру… и, встретив Сергея сегодня, по всей справедливости должен бы ему пару бутылок-то все же выставить. «Судьба умного ведет, а глупого тащит». Хорошо хоть — шею веревкой не перетерла.
Футбол
Но тогда я числил Сергея своим врагом. Или «высокопоставленным недоброжелателем, закрывающим мне двери карьеры». Или ненавидел в нем саму систему, разглядевшую, уловившую во мне какой-то изъян. И когда я в последующие годы читал множащиеся повсюду разоблачения «монструозности КПСС» — мне вспоминалась его лоснящаяся рожа.
Но теперь, рассказав о наших «маленьких трагедиях», завершить свои «карьерные страдания» я должен бы уже самым «нашенским», внешторговским примером.
Первенство министерства по футболу проходило на запредельном организационном уровне: ко всеобщей обязательности прибавлялся и искренний интерес. Все команды министерства были поделены на три лиги и сборная нашего ВПТ постоянно бултыхалась между второй и третьей. Зато подставных, как некоторые другие ВО мы не приглашали, может, просто подходящих знакомых футболистов и не было. И тот кадровик Сергей играл просто здорово, должен признать. Но как-то, в день очередного матча он получил «документы на выезд в краткосрочку». Здесь — немножко нашей специфики. Загранпаспорта почему-то всегда выдавали в самый последний день, служившие в нашем министерстве отлично помнят ту вечную чреду нервотрепок, приключений, когда все готово, согласовано, билеты в руках на завтра и все робкие звонки в МИД обрываются: «Пока не готов. Звоните после 12.30… после 14.45…».
Трудно поверить, но бывали (правда, очень редкие) случаи, когда наши согласованные-пересогласованные, государственные (других-то и не было!), может, даже пописанные самим Юрием Леонидовичем Брежневым, загранкомандировки срывались, потому, что «Смоленка» (МИД) не сделала вовремя паспорта. Сегодня это все сложно представить. Вариант с вымоганием взяток — отметите сразу. Даже близко не было. Может, наши смоленские соседи показывали свою значимость, что перед ними и внешторговцы — трава. Но надо признать, что состояния «натянутой струны», повышенной ответственности — они добивались. Ну а получить загранпаспорта, дорожные чеки, билеты и потерять их — это просто гранд финал, подразумеваемое увольнение.
Сергей выезжал не в первый раз, что делать с полученными под вечер документами — он знал. И тут, после работы — игра. Сомнения его были мне понятны: какой раздевалке, какому шкафчику можно доверить — это\Но и тянуло «ретивое», поиграть. И он поехал-таки с нами. Я, такой же фанат (ночью разбуди, позови играть — полечу) — и зауважал его за этот выбор… Переоделся он, собрал одежку в большой баул (документы где-то на дне), вышел с ним на поле и… поставил в наши ворота. Простое, гениальное решение — незаметно ведь не подойти. Но во время игры, помню, нет-нет да и оглянется. («В сундуке заяц, в зайце утка, в утке яйцо, в яйце — иголка».)
Играл он в нападении, очень моторный, но и поле видел. Один гол до сих пор помню, могу — словно видеозапись прокрутить: он прорывается по левому флангу, обыгрывает, но теряет скорость, поднимает голову. Я запаздываю с рывком, но под его грубый окрик ускоряюсь, и дотягиваюсь-таки до простреленного им мяча, бью самым носком. Бить «с пырка» — считается неправильно, «не по-игроцки», на удачу, но когда уж попадешь — совершенно особое чувство. Так мы сравняли счет, и тогдашняя Сергеева улыбка-подмигивание (до похлопывания по плечу все же не дошло) у меня и до сих пор хранится «на полочке люди». И такая вот отдельность, вроде улыбки чеширского кота: лицо КПССное, но улыбка — человеческая.