Апостол
Шрифт:
Все это Павел объяснил своим ученикам. Но эти бывшие язычники, носившие некогда амулеты под одеждой, нуждались в чуде, чтобы укрепить свою веру. Павел снял платок с головы, ученики взяли его и возложили на больного, молясь об исцелении именем Иисуса. Больной выздоровел. Многие другие стали просить того же, и Павел отрядил для этой цели одного из обращенных (может быть, прибывшего уже в Эфес Тимофея), дав ему свой платок или фартук. Не так-то просто все это было для Павла. Когда в Галилее уверовавшая женщина в отчаянии тайно прикоснулась к краю одежд Иисуса, силы на мгновение оставили Его, ибо излечение требует передачи большой духовной энергии. И Павлу приходилось дорого платить за исцеление ефесян; он всего себя отдавал молитве. По одному отрывку из послания Павла можно судить о его необычайном даре постигать нужды тех, о ком он молился, даже на большом расстоянии: "А я, отсутствуя телом, но присутствуя у вас духом, уже решил, как бы находясь у вас…" Присутствие Иисуса Христа значило больше, чем отсутствие Павла, — вот что нужно было понять беспокоящимся друзьям и надеющимся на Павла больным; каждое чудо было встречей с Тем, Кто властен излечить любого — и телесно, и духовно.
Вести о том, что больные излечиваются и бесы исходят из одержимых, облетели город с быстротой огня. В гавани и в лавках поговаривали, что головной платок Павла обладает чудодейственной силой, превосходящей все амулеты и заклинания вместе взятые, и что имя Иисуса помогает больше всех других имен. Скитающийся иудейский заклинатель по имени Скева, промышлявший вместе с семью своими сыновьями, решил добавить имя "Господа Иисуса" к списку своих "магических авторитетов". Сыновья Скевы, колдуя над клиентами, произносили имя Иисуса. Некоторое время ничего не происходило. Наконец, заклинатели вошли в дом человека, одержимого бесом, встали вокруг него и торжественно, хором, произнесли: "Заклинаем тебя Иисусом, Которого Павел проповедует…" Прежде, чем они успели закончить, одержимый прервал их. С выкаченными глазами, извиваясь всем телом под воздействием бесовских сил, он сказал странным голосом: "Иисуса знаю, и Павел мне известен, а вы кто?'
И он бросился на них и поколотил всех семерых, и сорвал с них одежды, выгнав их на улицу "нагих и избитых".
Событие это взволновало весь Эфес. "Это сделалось известно всем живущим в Эфесе Иудеям и Еллинам, и напал страх на всех их, и величаемо было имя Господа Иисуса". Более того, событие это имело решающее значение для юной христианской церкви. Многие верующие публично покаялись в том, что пользовались тайно амулетами и заклинаниями. Теперь они окончательно разрывали свою связь с темными силами. "А из занимавшихся чародейством довольно многие, собравши книги свои, сожгли пред всеми". Когда свитки с заклинаниями и магические книги обратились в дым (за некоторые из них чародеи платили большие деньги), оказалось, что книг сожжено на 50 тысяч серебряных драхм.
Быстрое наступление Евангелия вызвало неизбежную контратаку. Этот короткий и трудный период жизни Павла плохо освещен в Деяниях. Лука становится очень осторожен в выражениях. Видимо, в то время, когда он записывал "Деяния Апостолов" (в правление Нерона — 54–68 гг.), побочной целью его было помочь Павлу, находившемуся в заключении. Поэтому он избегал всего, что могло бы вызвать гнев безумного императора — всего, что могло иметь хоть какую-нибудь связь с политическими событиями в Эфесе, хотя бы и не относящимися непосредственно к Павлу. У самого Павла не было причин скрывать происходившее, но в своих посланиях он не писал о том, что и так хорошо известно было его адресатам — ведь он не писал автобиографию.
Придется воспользоваться всеми имеющимися данными Нового Завета и современных Павлу историков, чтобы составить из разрозненных фактов картину происходившего в Эфесе. Многие считают, что Павел писал филиппийцам из Эфеса, а не из Рима; другие поддерживают "римскую" версию, однако, сторонники эфесского происхождения Послания к Филиппийцам представляют более весомые доказательства.
Биограф поставлен здесь перед выбором — погрузиться в массу взаимоисключающих предположений и окончательно увязнуть в них — или разрубить этот узел одним ударом и просто изложить свое видение событий. Я выбрал второй путь. События последующих 18 месяцев жизни Павла, изложенные в этой книге, частично основаны на фактах, но уверенный тон повествования не должен заставлять читателя забывать, что некоторые выводы автора весьма спорны.
Первое нападение на христиан произошло со стороны неуверовавших иудеев. Зная о решении Галлиона в Коринфе, они не стали обвинять Павла перед римлянами в распространении непризнанного законом культа и не обращались к внутренним обычаям иудейской общины ввиду того, что Павел сам поставил себя вне Моисеева Закона. Они придумали, однако, обвинение, которое, будучи доказанным, могло стоить Павлу жизни.
Несколько постановлений Августа и других императоров ставили под особое покровительство закона сборы пожертвований в пользу Иерусалимского Храма. Всякого, кто вмешивался в процесс сбора денег или утаивал какие-либо суммы, ждали такие же суровые наказания, как и осквернителей языческих храмов. Все иудеи рассеяния (живущие вне Израиля) платили добровольный налог в пользу Храма, и Эфес, по свидетельству современников Павла, был одним из величайших мест сбора этих денег, центром, в который стекались пожертвования из всех городов богатейшей провинции Асии.
В 53 году иудейские казначеи в Эфесе обнаружили значительное снижение количества пожертвований и не замедлили найти тому причину: множество иудеев в Колоссах, Смирне, Пергаме и других городах стали жертвовать деньги в Павлов фонд "на нищих святых в Иерусалиме" и перестали платить подать Храму. Конечно же, Павел не просил обращенных переставать жертвовать на Храм, но иудеи-христиане, изгнанные соплеменниками из синагог, не видели причины продолжать уплату этого налога.
Быстрое снижение сборов на Храм показывает, какой успех имела благая весть среди "рядовых" ассийских иудеев. Итак, у врагов Павла появился новый предлог для нападения. Они представили обвинение в ограблениях Храма проконсулу Асии Марку Юнию Силану, утверждая, что Павел присваивает себе деньги, принадлежащие Синедриону. Силан, родственник императорской фамилии, приходившийся двоюродным братом Клавдию и Нерону, был человеком ленивым и праздным, но выполнявшим букву закона. Он не мог игнорировать столь серьезное обвинение, но и не стал бы выносить решение, не имея на руках доказательств преступления. Силан не торопился со следствием, но осенью 53-го года приказал задержать Павла.
Пока шел медленный сбор свидетельских показаний по всем городам Асии, Павлу приходилось томиться в заключении. Будучи римским гражданином он пользовался относительными удобствами, находясь в помещении преторианской гвардии проконсульского дворца. Если после передачи дела в суд Павла нашли бы виновным, его ждала ужасная смерть. Прошение о помиловании помогало редко: преступников бросали в темные подземные клетки, после чего, на ближайших гладиаторских играх, в качестве последнего номера программы, их выгоняли плетьми, нагих и безоружных, на арену. С другого конца арены выпускали диких хищников, голодавших не менее двух дней. И начиналась забава.
Но пока что Павла содержали в сносных условиях. Прискилла, Акила, Тимофей и другие друзья часто навещали его. Ему разрешалось иногда выходить в город. Время от времени, прикованный легкой длинной цепью к римскому солдату, Павел продолжал проповедовать в училище Тиранна. Ритм жизни его резко замедлился. Павел оставался спокоен и не ощущал подавленности: к тому времени он уже действительно "научился всему и во всем". У него было много времени для молитвы. Проходили долгие часы, и дух Павла соединялся с далекими друзьями — в Галатии, в Фессалониках, в Коринфе и в Филиппах (где он пережил уже короткое, но жестокое заключение).
Павел молился вслух. Разворачивая свитки с Писанием, он читал их тоже вслух (в античном мире не было известно умение читать "про себя"). Он не пел во время молитв — но спокойно, смиренно говорил с Тем, Кто, Невидимый, разделял с ним заключение. И каждый часовой, смена за сменой, неожиданно для себя открывал всю глубину души своего узника. Их располагала к нему и необычная для преступника вежливость обращения, его юмор и уверенность в своей невиновности, заинтересованность в судьбе и личных делах стражников. Часовые слышали его беседы с друзьями и замечали, что после их ухода Павел продолжает говорить с кем-то невидимым. Неудивительно, что солдаты начинали разговаривать с Павлом. Очень скоро вся стража проконсульского дворца убедилась, что их узник не имеет ничего общего с ограблением Иерусалимского Храма, что этот человек полностью посвятил себя Христу. Среди стражников уже было несколько христиан, и они стали товарищами Павла в молитве.