Апостолы Революции. Книга первая. Лицедеи
Шрифт:
– Понятия не имею! – твердо заявила она. – Я же сказала, что не видела подписи.
– Допустим, – согласился Барер. – Но ведь тебя допрашивали? Кто? О чем?
– Нет, меня никто не допрашивал. Я ждала тебя, но ты не приходил, – Элеонора снова попыталась перевести разговор на трусливое поведение любовника.
Барер задумался. Ни одного допроса?! Не может быть! Тогда зачем она здесь?
– Послушай, – вкрадчиво заговорил он, приближаясь к ней, но она отступила на два шага назад и вытянула руку вперед, словно защищаясь, – если ты боишься кого-то,
Но она лишь покачала головой.
– Я не верю тебе, Бертран, – с горечью сказала Элеонора, садясь на стул. – Мне грустно слышать, что тебя куда больше занимает причина моего ареста, чем мое освобождение. Ты даже представить не можешь, чего мне стоили эти несколько дней заключения! А ты с такой легкостью просишь потерпеть еще! Мне больше нечего тебе сказать. Поговорим, когда я выйду отсюда, – и, помолчав немного, добавила: – Если я когда-нибудь отсюда выйду.
– Ты рассказала о наших отношениях? – спросил Барер, опускаясь перед ней на одно колено и сжав ее ладони в своих.
– Кому я могла о них рассказать? – усмехнувшись, спросила она.
– Тому, кто задавал тебе вопросы.
– Мне никто не задавал никаких вопросов, – с упрямой твердостью повторила она. – Я уже говорила тебе.
– А я тебе не поверил. И никогда не поверю. Только вот не могу понять, зачем ты ему понадобилась…
– Кому – ему? – настороженно спросила она.
– Тому, кто поставил подпись под этим чертовым приказом! – он уже не в силах был себя сдерживать и, вскочив на ноги, с силой ударил кулаком по столу.
– Так возьми приказ и посмотри, – просто сказала она.
– Его нет в твоем досье. Испарился, исчез, растворился в воздухе! – все больше распалялся он.
– Так если нет приказа об аресте – значит нет и ареста, – пожала плечами Элеонора. – Я могу просто выйти отсюда под руку с тобой. Никто и слова не скажет!
Барер нервно ухмыльнулся и ничего не ответил. Она ломала комедию, он это понял сразу же, как понял и то, что потерял эту женщину. Элеонора ясно дала понять: либо она немедленно выходит из тюрьмы, либо говорит ему «прощай». Но не это волновало его. Кого она выгораживает и почему? – вот вопрос, который приобрел для него первостепенную значимость. Он интересовал его даже больше вопроса о том, что именно она успела рассказать о его делах.
Элеонора молча сидела на стуле, сложив руки в замок на коленях, и ждала, не спуская внимательного взгляда с любовника. Ждала, что же одержит победу над ним: совесть или страх?
Барер вышагивал по комнате, заложив руки за спину и опустив голову. Молчание, воцарившееся в пустом холодном пространстве, длилось целую вечность. Наконец, он остановился и, повернувшись к ней, проговорил:
– Я буду с тобой откроверен, Элеонора.
Страх победил, заключила молодая женщина и почему-то улыбнулась.
– Я уверен, что твой арест имеет целью нанести удар по мне.
– В самом деле? – удивленно спросила она. – И что же заставляет тебя так думать?
– Стечение обстоятельств, – уклончиво ответил он.
– А именно? – осторожно уточнила она. В конце концов, ей тоже хотелось кое-что у него узнать. Если Шарль, действительно, работал на Барера, являясь при этом шпионом роялистов, кому, как не самому Бареру, подтвердить или опровергнуть это предположение!
– Длинная история, – отмахнулся Барер. Он присел на край стола, возвышаясь над молодой женщиной, подобно ворону, сходство с которым придавал наброшенный на плечи черный плащ.
– У меня достаточно времени, чтобы выслушать даже очень длинную историю, – усмехнулась она.
– Ты и без того знаешь слишком много, – ответил Барер.
– Неужели ты являешься тайным агентом английской разведки?! – она нарочно произнесла эти слова с театральным ужасом, призванным подчеркнуть иронию. Но получилось не очень удачно.
Барер не засмеялся, его острый взгляд готов был пронзить ее насквозь.
– Ты отдаешь себе отчет, с кем говоришь? – произнес он строго и очень спокойно. – Как тебе такое вообще могло прийти в голову!
Элеонора расхохоталась.
– Ага, попался! Я так и думала!
Но ее попытка свести все к шутке не удалась. Она затронула слишком опасную тему, могущую стоить головы как шутнику, так и объекту насмешки.
– Ты сумасшедшая, – констатировал Барер со злостью.
– С каких это пор ты разучился шутить, Бертран? – с досадой спросила Элеонора.
– С тех самых пор, как узнал, насколько тесные отношения связывают тебя с Робеспьером, – огрызнулся он. Настало время подойти и к другому мучившему его вопросу.
– С Робеспьером?! – она вытаращила на него испуганные глаза.
– Лицедейка! – сквозь зубы процедил Барер.
Она кокетливо улыбнулась.
– Ты точно шпион, мой дорогой, если тебе известны такие тайны! – проворковала она, поднимаясь и обнимая его за шею. – И что же за отношения связывают меня с Робеспьером?
– А вот это ты мне скажи.
Элеонора вздохнула и провела тыльной стороной руки по его щеке. Улыбка все так же блуждала на ее губах.
– Не надо ревновать, Бертран, ни к чему это, – нежно прошептала она. – Ревность – это яд, убивающий любовь. Зачем терзать себя подозрениями и никому не нужными подробностями? Разве тебе мало той любви, что я давала тебе?
– Ты не ответила на мой вопрос, – хмуро заметил он.
– А что я должна ответить? Я не могу запретить мужчинам любить себя. Да и зачем? Я никому ничего не обещаю. Тебе я тоже ничего не обещала, как не обещала и Огюстену Робеспьеру. К тому же, от него в последние месяцы никакого проку – он вечно в разъездах. Так что оставь свою ревность. Подумай лучше о нас с тобой. Как приятно было бы оказаться сейчас у меня на Сен-Луи! Принять ванную, выпить шампанского, поесть пирожных.
– Это верно, – улыбнулся Барер и притянул Элеонору к себе. Она не сопротивлялась.