Апраксин двор
Шрифт:
— У меня и в мыслях не было сомневаться в ваших словах, Антон Сергеевич. И все же поверить не так уж просто. Даже с учетом того, что я видел собственными глазами… Впрочем, сейчас речь не об этом. — Геловани снова повернулся ко мне. — Кто вас учил, Владимир? Родители?
— Повивальная бабка. Арина Степановна Гусева. Его преподобие уже наверняка вам рассказывал. — Я взглянул на Дельвига. — В деревне некоторые называли ее знахаркой или ведьмой, хотя сама она никогда…
— Вы выросли в Торопце, насколько мне известно. Откуда же взялась деревня?
— Бабушку
— Жила? — тут же уточнил Геловани. — А где сейчас эта ваша… знахарка? Вы поддерживаете связь?
— Нет, ваше сиятельство. Арина Степановна умерла, когда мне было пятнадцать.
— Что ж… В таком случае, боюсь, мы уже никак не сможем побеседовать. Подозреваю, она могла бы многое рассказать о природе тех сил, с которыми нам пришлось столкнуться.
В голосе Геловани слышалось вполне искреннее сожаление. Впрочем, я так и не понял, о чем именно: то ли о кончине выдуманной мною многомудрой повивальной бабки, то ли о том, что его сиятельству так и не удалось подловить меня и скрутить в бараний рог.
— Не знаю, что там с Талантом и ритуалами, Антон Сергеевич, но ваш протеже весьма способный юноша. И отважный. — Геловани чуть подался вперед — так, что я, наконец, смог увидеть его лицо. — Немногие смогли бы выдержать такую беседу без переживаний или скандалов. А он будто из железа выкован, верно?
Я мысленно выругал себя. Похоже, перестарался: так уверенно на допросе во дворце мог бы держаться взрослый. Военный, матерый шпион, аристократ, за которым стоит влиятельный род. Или кто-нибудь из высших статских чинов — но уж точно не безусый гимназист… Впрочем, его сиятельству это почему-то понравилось: похоже, он больше не собирался меня мучить.
— Из железа? — усмехнулся Дельвиг. — Я бы сказал — из оружейной стали.
— Пожалуй… Вопросов больше нет — во всяком случае, у меня. — Геловани откинулся на спинку кресла и повернулся к человеку на диване. — Юноша весь ваш, Петр Николаевич.
— Наконец-то!
Вольский вскочил на ноги и шагнул к столу. Так проворно, что я даже не поленился изобразить сначала испуг, а потом удивление. Впрочем, эффект от «неожиданного» появления из темноты изрядно пострадал от неуклюжести: старик запнулся обо что-то на полу и с грохотом налетел боком на стол, едва не повалив лампу.
— Доброго дня, судари, — проговорил он, нависая надо мной. — Владимир, знаю, вы устали, и с моей стороны бестактно просить вас, моего спасителя о подобном… Но не будете ли вы любезны задержаться еще на несколько минут?
— Почему нет? — Я пожал плечами. — Мы ведь никуда не торопимся, верно?
— Замечательно, просто замечательно! — Вольский радостно хлопнул в ладоши. — Вы и представить себе не можете, с каким нетерпением я ждал нашей встречи.
Глава 27
Жизнерадостный энтузиазм Вольского казался в каком-то смысле очаровательном, но при этом и раздражал настолько, что я никак не мог
Впрочем, на его вопросы мне тоже предстояло ответить — а они вполне могли оказаться позаковыристее предыдущих.
— Итак, приступим! — Вольский в предвкушении потер ладони и уселся прямо на край стола. — Но прежде мне хотелось бы извиниться перед вами, Владимир. И, конечно же, перед его преподобием Антоном Ивановичем.
— Интересно, за что? — усмехнулся Дельвиг. — Надеюсь, вы не собираетесь устраивать несчастному юноше еще один допрос с пристрастием?
— Нет-нет, что вы. — Вольский махнул рукой, хихикнул — и тут же нахмурился. — Я никогда не посмел бы докучать человеку, но если уж моя страсть и природное любопытство способны послужить государю и его…
— Ближе к делу, Петр Николаевич, — устало буркнул Геловани. — Полностью разделяю ваш интерес, но вряд ли Владимиру с Антоном Ивановичем захочется просидеть здесь до вечера.
— Да, конечно. Конечно же. Надеюсь, вы сможете простить мою назойливость. — Вольский склонил голову и легонько ударил себя кулаком в грудь. — В конце концов, не каждый же день видишь перед собой этакий… реликт.
— Реликт? — переспросил я.
— Да, друг мой. Вы — реликт! Один из немногих, возможно, даже последний в своем роде. Настоящий знахарь, волхв, колдун… или ведьмак — как вам больше нравится. — Вольский широко улыбнулся. — Пусть пока еще юный, но несомненно обладающий способностями, которые я лишь отчасти могу объяснить родовым Талантом.
— Не вы ли пару недель назад утверждали, что любые проявления так называемого колдовства — это не более, чем фольклор? — ядовито поинтересовался Геловани.
— Если так — я ошибался. И вряд ли ваше сиятельство станет спорить — раз уж перед нами сидит живое доказательство! — Вольский вытянул руку, указывая на меня. — Наследие тех времен, когда подобные Владимиру еще ходили по земле среди нас. Когда наши предки еще не утратили древние знания, которые передавали из поколения в поколение. До того, как способности Владеющих превратились то, что мы видим сегодня, а были истинным таинством, могуществом… Как знать — может, современные аристократы пользуются лишь крохам того, что умели их прадеды?
В целом его благородие профессор говорил истинную правду, но так, что даже у меня возникало ощущение, будто он несет полнейшую околесицу. То ли дело было в чрезмерной поэтичности речи, то ли в том, что Вольский совсем уж разошелся и с каждым мгновением все больше напоминал токующего глухаря: надулся, запрокинул голову и даже чуть прикрыл глаза, вещая все громче и громче.
— Петр Николаевич! — на этот раз не выдержал Дельвиг. — Ну право же — если у вас есть вопросы, то самое время…
— Не так уж много. — Вольский тряхнул головой, виновато посмотрел на меня и тут же подобрался: — В сущности, буквально несколько: скажите, Владимир, вы знаете тех, кто обладает Талантом и умениями, подобными вашим?