Аптекарь
Шрифт:
Здание на улице Цандера украшала теперь вывеска «Ищущий центр проката». Михаил Никифорович быстро получил пылесос. В зале, где когда-то отпускали лекарства, сидели конторщики, принимавшие заказы. Конторщик при телефонах, мониторе и дисплее полистал паспорт Михаила Никифоровича, списал данные, сказал, что жена, наверное, может быть довольна таким усердным мужем. Михаил Никифорович чуть было ему не надерзил, но конторщик нажал кнопку, и сейчас же подсобный рабочий принес пылесос «Веселые ребята». Подсобный рабочий в черном опрятном халате был Валентин Федорович Зотов. Он поздоровался сухо, но доброжелательно, как государственный служащий с клиентом, на пустые слова времени не имел.
– Но беда-то ведь небольшая? А? – спросил Михаил Никифорович.
– Извините, – сказал дядя Валя и ушел.
Минуты через две он опять появился в зале. Теперь дядя Валя вывел верблюда-бактриана, чьи горбы по причине зимы были укрыты туркменским ковром, подвел его к даме в шубе из скунсов и после некоторых формальностей сопроводил верблюда и даму к выходу. В дверях верблюду пришлось присесть, так, на карачках, он и выбрался на улицу Цандера.
– Там лед! – обеспокоился Михаил Никифорович.
Но, может быть, животное было подкованное. Михаил Никифорович хорошо знал все помещения бывшей аптеки и был отчасти удивлен. «Где же держат они вещи?» – недоумевал он. И не только, можно понять, вещи.
Уже у двери Михаил Никифорович обернулся и увидел Шубникова. Загадочный, похожий на черного иллюзиониста, кому в старом цирке отдавали полное представление, стоял Шубников. Несомненно он стал выше. И Шубников сухо кивнул Михаилу Никифоровичу, но доброжелательства не было в его глазах.
С пылесосом Михаил Никифорович зашел в пивной автомат. Время текло обеденное, знакомые присутствовали.
– Ба! Да он с покупкой! – обрадовался финансист Моховский.
– Я взял в прокате, – смутился Михаил Никифорович.
– Он от прокатчиков! – рассмеялся Моховский.
Но тут же и утих. И все отчего-то замолчали.
– Они не прокатчики, – с досадой произнес Филимон Грачев. – Прокатчики – другие, специалисты черной металлургии…
– А может, они как лучше хотят, – предположил Михаил Никифорович. – Мне пылесос выдали моментально. А женщине – верблюда.
– Может быть, и как лучше… – задумались собеседники.
В это мгновение в автомате появился Петр Иванович Дробный.
– Вон. Один из прокатчиков, – толкнул Михаила Никифоровича инженер по электричеству Лесков.
Петр Иванович презирал пиво, и видеть его вблизи кружек было удивительно. Дробный заметил Михаила Никифоровича, подошел к компании.
– Что это ты? – спросил Михаил Никифорович.
– Устал, – сказал Дробный. – Ужарился.
– На улице не жарко.
– Не жарко, – кивнул Дробный. – Но вот ужарился. И не на улице.
– На улице, – вспомнил Михаил Никифорович, – ты, бывало, созерцал. И мне советовал…
– Сейчас не посоветую, – быстро сказал Дробный.
Он действительно выглядел усталым и, видно, был отчего-то в раздражении.
– Как у вас в прокате? – поинтересовался таксист Тарабанько.
И его бесцеремонный вопрос вызвал раздражение, но Петр Иванович, как человек воспитанный, лишь промолчал и поглядел куда-то поверх Тарабанько. Потом он все же сказал, но обратившись к Михаилу Никифоровичу:
– Это интересно. Даже занятно. Но нелегко… Кстати, я встретил здесь общего знакомого. Хирурга Шполянова. Тогда он был у нас в мясницкой… У него хорошая услуга.
Если бы Михаил Никифорович не знал Дробного, он мог предположить, что тот чуть ли не завидует сейчас доктору Шполянову. Но Дробный считал зависть чувством бесполезным и лишним. Самого Дробного объявляли и кавалером, сопровождающим дам, и певцом для домашнего музицирования, как-то потянуло Дробного в каскадеры. При оказании какой услуги он сегодня ужарился и пожелал выпить пива?.. Дробный отозвал Михаила Никифоровича из компании и спросил, хорошо ли он знает Шубникова.
– Давно знаю, но это не значит, что хорошо…
– Мне показалось, – уже не спрашивая, сказал Дробный, и не для Михаила Никифоровича, а для себя, – он может быть и капризным. Или опасным…
Но сразу Дробный и замолчал, и Михаил Никифорович понял, что Дробный еще станет жалеть о произнесенных им словах. Дробный извинился, ему надо было идти и продолжать занятия; обеспокоенный, усталый и все еще раздраженный, он удалился из автомата.
– Этого дорого нанимать, – сказал Тарабанько.
– С чего ты взял? – спросил Филимон.
– А ты цифры посмотри в ценнике.
– Михаил Никифорович, – сказал Лесков, – но ведь вы тоже у них в прокате.
– Это кем объявлено? – спросил Михаил Никифорович. – Все пайщики там.
– И Филимон?
– Я не пайщик, – заявил Филимон. – Я гонец.
– Призовут – и пойдешь, – сказал Тарабанько. – Будешь чрезвычайный и полномочный курьер. Или гонец по особо важным поручениям.
– Никогда! – пылко пообещал Филимон.
– И кем же я там? – спросил Михаил Никифорович.
– Твой пай – главный. И ты открывал бутылку.
– Если я чем-то и связан с пунктом проката, – сказал Михаил Никифорович, – то лишь квитанцией на пылесос.
– Говорят, там у вас… у них… будет управление малых рек, – сказал Тарабанько, – и управление диких птиц.
– Как это можно управлять малыми реками? – удивился Филимон. – И зачем?
– Значит, можно, – сказал Тарабанько. – И надо. Они ищут. Можно будет взять напрокат малую реку, ну, участок ее, и поить в ней коров или ловить щук. Или вот у нас в доме нет горячей воды. Они будут давать в прокат горячую воду. Сразу по нашим трубам давать.