Араб с острова Банда
Шрифт:
— Вы так легко об этом говорите. Вы жертвуете собой? Ради чего?
— Думаю, вам этого не понять, — сказал я задумчиво. — Главное, не жалейте якоря и канаты, и не делайте никаких манёвров до моего сигнала. И хорошо осветите судно сейчас, чтобы они вас видели, но, как только тронетесь, все факела в воду. Света вам будет предостаточно. Я обеспечу. А вас они не должны увидеть. Да… Не сильно отклоняйтесь от горящей джонки вправо, там мель. И будьте готовы встретиться ещё с одним китайцем. А то и с тремя.
О коварстве синцев и искусстве ведения войны я знал много,
Я вышел на палубу в своих синих льняных штанах и синей рубахе. Вокруг тела я обмотал джутовую верёвку. Рукава и штанины тоже прихватил, чтобы не «парусили» в воде. Обмотал пеньковой верёвкой предплечья и голени. Это добавило мне плавучести и брони.
— «Как в компьютерной игре», — подумал я, спускаясь с борта по штормтрапу.
Мой опыт диверсий в моём мире был не игрой, а простой работой, а тут… Шестнадцатый век, пираты, парусники. Ещё красавиц не хватает, которых надо спасать, и драконов. «Анриал», короче.
Скользнув в воду я поплыл по течению на выход из бухты. Силуэт джонки хорошо просматривался от воды на фоне экваториального звёздного неба. Луна, сволочь, стояла высоко, и сзади меня.
Ещё при свете дня я хорошо разглядел в трубу Леонардо своеобразную конструкцию посудины. Её баллер руля[5] стоял в решётчатом «слипе», подвешенный на канатах. Вот через него я и собирался проникнуть на вражеский корабль.
Меня вынесло аккурат под борт и мне осталось лишь, перебирая руками, подтянуть себя к корме. Я попытался подняться по перу руля, но с меня потекла вода, впитавшаяся в пеньку, которая хоть и была мной промаслена, но гигроскопичность потеряла не до конца.
Мысленно выругавшись, я стал ждать пока вода стечёт, медленно выкарабкиваясь наверх и направляя стекающие с меня струи по деревянным конструкциям. Отливное течение, обтекая корпус, тоже издавало похожие звуки, типа журчания, поэтому я был не единственным их источником.
Я легко выбрался на корму, на которой не было надстройки. Кораблик был меньше первого и был намного хуже вооружен. Возле кормовой пушки дремал часовой, который даже не заметил, что его убили.
Спустив аккуратно его тело за борт, я ощупал паруса. Пальмовый лист был сух. Я взял маленький масляный светильник, стоявший на палубе, и поднёс к парусу. Толстый, пятисантиметровый слой легко занялся, и огонь сначала ушёл внутрь, как в сигару, а потом весь парус вспыхнул, как порох. Тоже случилось и со вторым кормовым парусом.
Я скользнул в воду, посмотрел на бухту, и огней каракки не увидел. На джонке послышался китайский ор. Заметив тень медленно проходившей мимо каракки, я замахал руками. Пеньковые канаты, обмотанные вокруг моего тела, плавучесть добавили, но резвости поубавили, и я с трудом успел ухватить проплывавший мимо меня линь, к концу которого капитан догадался прицепить пробковый поплавок.
Я значительно затормозил движение парусника и едва не упустил, скользнувший из рук, конец. Создавая бурун, я приспосабливал тело к буксировке, когда справа раздался пушечный залп.
Ядра ударили по «Люсии». Она сразу ответила, но мне показалось, что по сравнению с вражеским, наш залп был «хилым».
«Люсия» довернула левее, пытаясь выйти из-под обстрела и набрать скорость на ночном бризе. Скорость бриза была, около пяти метров в секунду, то есть всего один "узел", а справа слышались шлепки вёсел галеры.
— «Приплыли», — подумал я и, увидел наваливающийся на меня борт.
[1] Здесь: часть верхней палубы от носовой надстройки (бак) до кормовой (ют).
[2] Горизонтальное либо наклонное рангоутное дерево, выступающее вперёд с носа парусного судна.
[3] Песчаная отмель.
[4] Легендарный адмирал империи Мин, путешественник, флотоводец и дипломат (1371—1435).
[5] Вертикальный вал, соединяющий румпель с пером руля.
Глава 4
Слегка ободравшись о ракушки и проскользнув под вёслами, я едва успел зацепиться за перо руля, висевшее на такой же странной конструкции.
Не обращая внимание на шум стекающей с меня воды, за кормой вода кипела, как в чайнике, я вылез на корму и заколол двух румпельных матросов. Потом заколол трёх пушкарей левого борта и тут моё везение закончилось. Две последние жертвы вскрикнули и пушкари с правого борта, оглянувшись на вскрик, увидели меня.
Я шагнул навстречу крайнему справа от меня, одновременно уклоняясь от удара здоровенным ножом среднего. Перехватив остриём левого кинжала правую руку крайнего, я проткнул ему предплечье между лучевых костей и поднял его руку вверх. Палаш он выронил и заверещал так, что даже я сильно удивился.
Двое других пушкарей отпрянули, а я, держа свой левый кинжал высоко, спрятался за орущего и сделал выпад в сторону среднего, но не достал. Тем временем мой щит «опал», как сухой лист, видимо потеряв сознание. Я доколол его и получил колющий удар в живот слева.
Палаш скользнул по моей «броне» мне под левую руку. Опустив её вниз я поднял свое предплечье и раздался ещё один ор.
— Что же вы так орёте? — подумал я, насаживая печень противника на правый кинжал и проворачивая его.
Третий противник отступал к трапу правого борта. Я шагнул левой ногой, делая уклон и нырок в ту же сторону от удара по диагонали сверху, делая руки «домиком». Палаш прошел вдоль руки и по спине, а моя левая рука, держащая нож прямым хватом, прошлась по его печени, потом на противоходе зацепилась за его почку.
Почему-то никто на надстройку не лез и убить меня не пытался. Я выглянул сверху вниз и увидел на палубе пушкарей, приготовившихся стрелять.
— Право на борт, — крикнул какой-то китаец с бака.
Его команду повторил второй китаец, стоящий у левого борта и смотревший в мою сторону.
— Право, так право, — сказал я и завалил румпель[1] резко вправо.
Джонка повернула влево, взяла парусами встречный ветер и завалилась на правый борт. С бака и шкафута послышались китайские проклятья в адрес рулевых, и в сторону бака поспешили «воспитатели». Я насчитал их восемь человек.