Арабская петля (Джамахирия)
Шрифт:
— Ну так что? — демонстрируя ему сморщившееся и посеревшее ухо, спросил Стасер. — Твои люди сожгли колонну? Говорить будем, нет? Нет? Хорошо. Тогда следующее ухо для симметрии…
Он понимал, что ведет допрос неправильно, что чеченца можно сейчас всего искромсать, очинив, как ломкий карандаш и все равно не добиться результата, но остановиться уже не мог, его рукой двигал не разум, а лишь всепоглощающая, требующая немедленного выхода ненависть.
— Слышь, урод, — вмешался до сих пор безучастно топтавшийся рядом Пинчер. — Мы тебя сейчас в куски изрежем. А потом, до того как ты кровью истечешь, удавим брючным ремнем. Удавленников
Саламбек лишь хрипло рассмеялся в ответ на эту угрозу. Бывшие милиционеры редко верят в богов, хоть христианских, хоть мусульманских, хоть индусских и напугать их божьим гневом трудно.
— Не мешай! — задушено просипел Стасер, отталкивая Пинчера в сторону и деловито срезая пуговицы с камуфляжной куртки боевика. — Я вот ему сейчас ихний полумесяц на пузе вырежу.
— Слышь, урод, — вновь попытался достучаться до разума пленника Пинчер. — Мы ведь если от тебя ничего не узнаем, то пойдем у твоих родных спрашивать. Ты, придурок, даже не понимаешь, кого в заложники взял! У парня двоюродный дядя — депутат, в думе сидит! Нам приказ его найти с самого верху дали, если надо мы все твое село до последнего человека вырежем, и нам за это ничего не будет, понял?! Хочешь, чтобы твоей жене и детям животы повспарывали? Мы запросто, без проблем!
Дядя — депутат был на ходу сочинен Пинчером, но в остальном разведчик вовсе не врал, если бы пришлось резать родственников несговорчивого чеченца отрабатывая полученные бабки, рука бы не дрогнула. А что, как они с нами, так и мы… Саламбек, несмотря на дикую боль, задумался, сказанное было отнюдь не похоже на попытку взять упрямого пленника на пушку. Кто их знает этих русских среди них, особенно среди контрабасов из разведки и спецназа, хватало отморозков способных выполнить подобную угрозу, а уж если задача действительно поставлена влиятельным человеком, потребовавшим достигнуть результата любыми средствами… Тут речь шла уже не только о его жизни и смерти, под угрозой удара оказался весь род.
— А скажи-ка мне еще вот что, — схватив за руку уже примеривавшегося, куда вонзить нож Стасера, продолжал Пинчер. — Ты сейчас из дома своего брата Асламбека в лес выскочил. А Асламбек уже год как в земле, так чего ты в его доме делал? Вдову его дрюкал, или как? Хорошая баба, больше жены тебе понравилась?
Саламбек часто задышал и задергался в путах.
— Тихо, милый, тихо… Не сверкай так на нас глазками, не любим мы этого… — почти нежно пропел Пинчер, сопроводив свои слова мощной оплеухой от которой голова чеченца мотнулась из стороны в сторону, а из разбитого носа тонкой струйкой засочилась кровь, сливаясь под подбородком с текущими из обрезанных ушей ручьями.
Институт вдовства у чеченцев довольно своеобразен. Вдова остается жить в тейпе мужа, подчас имея статус рабыни, и обязана подчиняться не только любому из мужчин, даже, к примеру, достигшему совершеннолетия племяннику, но и старшим женщинам. С вдовой можно делать все что угодно, заступиться за нее некому, вот, похоже, Саламбек и огуливал пригожую не смеющую ни в чем ему отказать женщину, причем видно так она его ублажала, что не хотел он для нее неприятностей со стороны своей законной половины, потому сам факт нахождения в селе скрывал. Значит, здесь не просто похоть замешана, а нечто большее, на чем и сыграть не грех…
— Значит, говоришь, хороша Асламбекова жеро (вдова — чеченск.). Видно и нам подойдет, ты как думаешь? Вот напарник мой, очень горячих баб любит, пожалуй, я его отправлю сейчас в село за этой сладкой вдовушкой. Менты, поди уже убрались, дом на окраине, никто и не заметит… Полчаса не пройдет, как она здесь будет… Вот повеселимся, давно уже мы без баб, отдерем во все дырки…
При этом Пинчер плотоядно ухмылялся и причмокивал, не забывая внимательно фиксировать реакцию связанного чеченца. А реакция была что надо, в потемневших глазах вовсю плескалась бессильная ярость, значит, зацепило! Теперь дожимать, дожимать…
— Одна незадача, командование может не одобрить, сам понимаешь, права человека, законность и прочий бред… Чай не на войне мы, а так просто, порядок наводим… Ну да ничего, лес большой, никто не найдет. Как натешимся, так на куски порежем и здесь же закопаем. Товарищ мой любит баб живьем на куски пластать, что делать, контуженный он, совсем сумасшедший, злой как пес, разве что кровь не пьет, а так самый натуральный вурдалак…
Чеченец заскрежетал зубами, дергаясь всем телом.
— Слушай, пока не начали, она как, в жопу дает? Что башкой мотаешь? Жалко сказать? Я, понимаешь, люблю очень в жопу, узко там, приятно… Хотя, кто ее спрашивать будет, не дает, так будет давать, все когда-нибудь впервые бывает… Или нет! Я лучше придумал! В жопу мы тебя будем трахать! А чего? Жопа она одинаково устроена, что у мужика, что у бабы…
— Шакал паршивый, — в голос взвыл чеченец. — Только развяжи меня, я тебе глотку перегрызу!
— Да ладно, зачем развязывать, так даже удобнее будет, — совершенно спокойно и деловито прикинул Пинчер. — Один здесь под деревом тебя девочкой делать будет. А жеро твою рядышком раком поставим, чтобы она видела, может ей даже понравится, наверняка, она не видала, как мужиков трахают, особенно таких как ты орлов. Ну и ей самой пока второй займется. Прикольно, да? Вас обоих одновременно трахает в жопу русская разведка! Вот увидишь, тебе понравится, а уж ей-то…
— Траханный ишак, — ярился чеченец. — Я тебя на куски порежу, я даже мертвый тебя найду!
— Ну это вряд ли, — покачал головой Пинчер. — Ладно, нечего сопли жевать. Ты как, брат, сам до села смотаешься, или лучше мне сходить?
— Да ладно, сиди, этого сторожи, тут идти два шага, так что я мигом, — подыграл Стасер, закидывая за спину автомат, и всем видом изображая готовность двинуться в путь.
Чеченец, кусая губы, впился в него глазами. „Не верит, надеется, что мы только пугаем“, — понял Стасер и, не обращая больше на пленника внимания, широкими шагами двинулся к лесу в ту сторону, где находилось родное село Саламбека.
— Стой! — вскрикнул сзади боевик. — Не надо! Не трогай ее, шакал!
— Поздно, батенька! — издевательски хохотнул Пинчер. — Тебе по-хорошему предлагали? Предлагали! Ты не захотел? Не захотел! Ну, теперь не обижайся, наша очередь забавляться пришла. А ты как думал?
— Я скажу, — тихо промолвил боевик. — Скажу, все, что хотите знать. Только не трогайте ее… Поклянитесь, что не тронете…
— Обещаю, — серьезно, глядя чеченцу прямо в глаза, сказал Пинчер. — Слово мужчины и воина. Отвечаешь на наши вопросы, и женщина остается спокойно жить дальше. К чему ее мешать в наши мужские дела?