Арабская петля (Джамахирия)
Шрифт:
Он криво улыбнулся, пробуя на вкус развеселившую его мысль, и именно в эту секунду на его шею легла удавка. Ястреб прыгнул вперед и навалился на него всем своим весом, прижимая к телу рефлекторно задергавшиеся руки. Петля, захлестнувшая горло легко смяла напрягшиеся шейные мышцы, пережала сонную артерию, гася сознание. „Ничто не держит, ничто… Как же я устал…“, — в последний момент вспомнил слова Мамбы Стасер. „А ведь он оказался прав, только я все равно ухожу первым, ухожу почти по своей воле…“, — подумал он
Он уже не видел, не мог видеть, как в комнату опрокинув стол и расшвыривая пинками подушки, ворвался Мамба. Как ударом ноги он сшиб на пол поднимавшегося от бесчувственного тела, сматывая удавку, араба. Как с яростным ревом выкрикивая что-то бессвязное и матерное, топтал его упавшего, норовя раздавить горло, проломить ребра, размолотить ненавистное лицо убийцы. Как Ястреб, спокойно одернув одежду, подошел к нему сзади и положил руку на плечо.
— Все, хватит, ты виноват не меньше его. О чем ты думал, когда раскрывал перед случайным человеком, больше того, служащим зарубежной организации, нашу резидентуру? Или ты считал, что мы могли после этого его отпустить? Молчишь? То-то же! Если тебе уж так надо удовлетворить свое чувство мести, то этого ублюдка можешь пристрелить прямо сейчас. Но для себя сделай, пожалуйста, правильный вывод.
— Как пристрелить? — удивленно поднял глаза на резидента Мамба.
— Из пистолета, — поморщился тот. — Или ты думаешь, он не доложит сегодня же Мансуру, что тебя, чеченского боевика, раненого спас и притащил на явочную квартиру твой русский друг? Как, по-твоему, мы после этого будем выдавать себя за эмиссаров Хаттаба? Давай, изложи мне свою теорию, если она есть…
Мамба молчал, низко опустив голову.
— Правильно делаешь, что молчишь… По твоему раздолбайству мы потеряли явку. А ты еще и своего друга… „Он свой, он поймет, позвольте мне с ним поговорить“, — нарочито плаксивым тоном передразнил резидент. — Своих для таких, как мы не бывает. Вот увидишь, на Родине, первое, чем мы займемся, это написание отчетов и допросы в контрразведке, так что надо будет еще проработать официальную версию рассказа о случившемся, а то с такими грубыми ляпами ни тебе, ни мне больше зарубежных командировок не видать. Разве что в Грузию. Ладно, заболтались. Хочешь пристрелить этого сам?
Мамба глянул на тихо поскуливающего у его ног окровавленного человека и отрицательно мотнул головой.
— Как знаешь…
Неуловимо быстрое движение и в руке резидента ниоткуда, будто он его достал из воздуха появился
— Так, теперь быстро, поищи что-нибудь легко воспламеняющееся, бензин, керосин… Заодно внимательно осмотри дом, никого здесь быть не должно, но мало ли… А я пока посмотрю твоего товарища, не дело если здесь найдут документы или личные вещи пропавшего гарда.
Спустя полчаса оба разведчика совершенно не отличимые от настоящих жителей города растворились в лабиринте кривых улочек бедняцких кварталов, далеко за их спиной набирал силу пожар, ярко полыхал дом, в гостиной которого бок о бок лежали Стасер и убивший его араб.
Капитан Рунге выслушал сбивчивый доклад Хунты, затем заставил его написать подробный рапорт, из которого выходило, что Стасер пропал без вести во время перестрелки на выезде из Багдада, скорее всего, был просто разорван на куски гранатометным выстрелом. Бывший офицер „Штази“ со всей определенностью видел, что контрактник врет, но за разбирательства в различного рода темных историях ему не платили. Даже если гарды сами шлепнули чем-то не устроившего их командира, его это волновало не слишком. „В конце концов, — считал Рунге. — Если где-то кого-нибудь убивают, то так ему и надо. Не будь болваном и не давай себя убивать!“ Не утруждая себя лишними вопросами, он с традиционной немецкой аккуратностью составил рапорт на имя ответственного за сектор, в котором описал понесенные потери в живой силе и технике и свое видение ситуации с указанием виновных. Основным виноватым само собой получился пропавший без вести Стасер. Валить неудачи на тех, кто не может оправдаться свойственно отнюдь не только русским. После рассмотрения рапорта сведения о погибших и пропавших без вести спустили в отдел кадров, где кадровики, точно такие же, как на любом отечественном производстве вредные и занудные, только более респектабельно одетые, составили стандартные письма с соболезнованиями, которые и были разосланы по указанным в личных делах контрактников адресам.
Письмо, посланное для родных Стасера, вернулось через месяц, с лиловым официальным штампом: „Адрес не существует“. Кадровик, уныло глянув на штамп, смял конверт и опустил его в корзину для бумаг. Компания свой долг выполнила до конца, а если эти русские дикари не могут даже без ошибок указать свой домашний адрес, то это только их проблема.