Аракчеев: Свидетельства современников

Коллектив авторов

— Вот, матушка, ты все хочешь ездить, кататься, гулять, — рекомендую тебе в кавалеры адъютанта моего Жиркевича.

— Что же, — отвечала графиня, — я совершенно уверена, что господин Жиркевич не отказал бы мне в этом, если бы я его попросила.

— Хорошо, если ты будешь просить, — возразил граф, — он еще сам не просит, ребенок еще, а впрочем, и теперь не клади ему палец в зубы — откусит!..

Графиня видимо сконфузилась и покраснела.

Другой раз, тоже за обедом, — не знаю именно, по какому случаю обедали я и бывший накануне дежурным адъютантом Козляинов, — граф в продолжение обеда был необыкновенно весел, а в конце подозвал камердинера и на ухо отдал ему какое-то приказание; тот немедленно вышел и тотчас же подал графу какую-то записку.

«Послушайте, господа, — сказал граф, обращаясь к присутствующим, которых было человек с десять. — Высочайший приказ. Такого-то числа и месяца. Пароль такой-то. Завтрашнего числа развод в одиннадцать часов. Подписано: баталионный адъютант Жиркевич (при этом он взглянул на меня). Тут нет ничего особенного, кажется, — продолжал граф, — а вот где начинается редкость так редкость! Слушайте! «Любезный Синица (это был первый камердинер графа)! Если нет графа дома, то положи ему приказ на стол, а если он дома, то уведомь меня немедленно, но отнюдь не говори, что уходил с дежурства!» Тут недостает нескольких слов, — продолжал граф, — «твой верный друг» или «ваш покорнейший слуга», а подписано, посмотрите сами, М. Козляинов —

и передал записку, чтобы она обошла кругом стола. «Вот, господа, какие окружают меня люди, что собственный адъютант учит плута слугу моего меня обманывать и подписывает свое имя. Впрочем, это замечание я обращаю не к вам, г. Козляинов, вы более не адъютант мой!..» <…>

Из министров, кажется, никто с графом не был лично близок, кроме министра внутренних дел Козодавлева [132] , который иногда тоже у него обедывал.

Вот как рассказывали мне развод графа Аракчеева с его женою. В 1807 году, отъезжая в армию, Аракчеев отдал приказание своим людям, чтобы графиня отнюдь не выезжала в некоторые дома, а сам, вероятно, ее не предварил, — и один раз, когда та села в карету, на отданный ею приказ куда-то ехать лакей доложил ей, что «графом сделано запрещение туда ездить!». Графиня хладнокровно приказала ехать на Васильевский остров к своей матери и оттуда уже домой не возвращалась. Когда же, по окончании кампании, граф вернулся в Петербург, он немедленно побежал к жене и потом, недели с две, ежедневно туда ездил раза по два в день. Наконец однажды графиня села с ним в карету, и, проехав с ним Исаакиевский мост, граф остановил экипаж, вышел из него и пошел домой пешком, а графиня возвратилась к матери и более не съезжалась с ним. <…>

132

Козодавлев Осип Петрович (1754–1819) в 1807–1811 гг. товарищ министра внутренних дел, в 1811–1819 гг. возглавлял министерство. Судя по петербургским толкам, в дальнейшем отношение А. к нему стало менее приятельским. «Смеялись тому, что Козодавлев просил у Аракчеева позволения съездить в Грузиново, а он ему отвечал, что он ему в сем отказать не может, сожалея, что не может принять, как в городе; а должно знать, что здесь Аракчеев запретил швейцару принимать Иосифа Козодавлева и пускать в дом», — сообщал Ф. В. Ростопчин А. Ф. Брокеру 12 января 1815 г. (РА. 1868. Стб. 1784).

С. Н. Глинка

Записки

В то самое время [1808 год] <…> уроженец Германии, сын Августа Шлецера, <…> был профессором Московского университета [133] , и профессором в полном смысле этого слова. Бросив горестный взгляд на быстрые политические переходы нашего века и видя, что война с берегов Немана перелетала в Испанию, на берега Атлантического океана, написал на немецком языке письмо, в котором, между прочим, сказал, что в наше время, когда дым огней бивуачных как будто час от часу более отталкивает Европу в туманный быт средних веков, последний приют ее наукам и образованности остается на берегах областей Северной Америки.

133

Шлецер Христиан Август (1774–1831) — сын немецкого историка АЛ. Шлецера; доктор права, с 1801 г. ординарный профессор Московского университета, с 1804 г. профессор политической экономии; экстраординарный профессор Боннского университета (с 1826).

Василий Андреевич Жуковский, издававший тогда вместе с Каченовским «Вестник Европы», перевел и напечатал эту статью в своем издании [134] . В Военное министерство было препровождено возражение на письмо профессора Шлецера. Кем и откуда — этого не спрашивайте. Скажу только, что оттуда эта бумага возвратилась с прибавлением к ней слов: «Гений графа Аракчеева согласит огнестрельные орудия с холодным ружьем, которым побеждал Суворов» [135] . Под этими словами означена была подпись, гласная буква А., служащего при Военном министерстве. Печать на пакете была с надписью: «Предан без лести».

134

В. А. Жуковский редактировал «Вестник Европы» совместно с М. Т. Каченовским с № 21 за 1809 г. по 1811 г.; в 1808 г. журнал выходил под редакцией одного Жуковского. В статье «Взор на прошедшее, настоящее и будущее» (BE. 1808. № 3. С. 242–258) Х. А. Шлецер рассуждал о пагубности всяких войн.

135

Холодное ружье — штык. Глинка имеет в виду, что Суворов одерживал победы, штурмуя крепости, а теперь, благодаря гению А., города берут при помощи артиллерийских обстрелов. В тексте упоминаемой статьи (Некоторые замечания на некоторые статьи политического сочинения г. Шлецера… // РВ. 1808. № 3; подпись: С, служащий в департаменте гласной буквы А) о заслугах А. говорится менее прямолинейно: «гений Аракчеева, доведя до совершенства во всех частях нашу артиллерию, конечно, воспользуется открытием республиканцев [имеются в виду военно-инженерные концепции математика Л. Карно, примененные в ходе борьбы войск революционной Франции с интервентами и роялистами] и, сообразя их с характером русских и с их холодным мужеством, составит новое превосходное военное искусство» (С. 406–407).

Главная сущность бумаги была следующая: во-первых, что нам, русским, не для чего бежать за океан и что и науки и искусства могут процветать в нашем отечестве. Во-вторых, что после Фридландского сражения [136] Наполеон мог бы то же сказать, что и Пирр сказал после своих побед в Италии над римлянами: «Еще одна победа — и мы погибли» [137] . <…> В-третьих, тут же было сказано, что в быстром поражении Пруссии 1806 года [138] непосредственно участвовала изворотливая политика Талейрана [139] . <…> В-четвертых, сказано было в той бумаге, что одно великодушие Александра I после Фридландского сражения остановило потоки крови человеческой. <…>

136

В битве под Фридландом (2 июня 1807) русские войска потерпели поражение.

137

Пирр (319–272 до н. э.) — эпирский полководец и царь, воевал с Римом; сражение при Аускулуме (279 г. до н. э.) было выиграно римлянами ценой огромных потерь (отсюда выражение «пиррова победа»). (Описка комментатора — сражение при Аускулуме было выиграно Пирром — Константин Дегтярев)

138

Прусская

армия проиграла Наполеону сражения при Иене и Ауерштедте (14 октября 1806 г.), без сопротивления сдались крепости Магдебург, Кюстрин и Штетин.

139

Талейран-Перигор Шарль Морис (1754–1838) — министр иностранных дел Франции в 1797–1807 и 1814–1815 гг.

Однако же перенеситесь на досуге в 1808 год. Вообразите, что вы идете по улицам московским и слышите со всех сторон отзыв добрых граждан московских: «Ну, слава Богу, порадовал нас «Русский вестник»; душа у нас приосанилась, русская наша честь устояла!»

Вот какой был праздник и мне, теперешнему отшельнику от мира, по напечатании изложенной бумаги! <…>

Напечатав в «Русском вестнике» 1808 года передовую весть о 1812 годе, то есть вышеупомянутую бумагу, я препроводил «Русский вестник» к графу Аракчееву [140] . С первою же почтой я получил от него благодарный ответ [141] . Письмо его вполне помещено в «Русском вестнике» 1808 года, и вот сущность его в тех же словах. Граф писал, что «хотя он сын бедных родителей, но прадед его, Аракчеев, под Очаковом служил при графе Минихе генерал-майором [142] , когда чины были более уважаемы» [143] . К этому граф прибавил, что «он учился грамоте не по рисованным картам, а по букварю и псалтырю и что родителями своими препоручен был Казанской Божией Матери». В заключение письма сказано было: «Для того, кто по мере сил своих служил отечеству, все похвалы приятны тогда, когда, удалясь в деревню и войдя в свою совесть, он может сказать, что сделал что-нибудь полезное для отечества».

140

Отправляя 30 марта 1808 г. номер журнала А., издатель писал: «Украсив именем вашим третью книжку «Русского вестника» в сочинении, сообщенном из Петербурга, долгом поставляю препроводить оную к вашему сиятельству» (Дубровин. С. 6–7).

141

Глинка неточен: письмо с благодарностью он получил от А. в начале мая 1808 г. в ответ на просьбу подписать А. на «Русский вестник». Оно было помещено в журнале под названием «Отрывок из письма знаменитого сына Отечества к издателю «Русского вестника»» и со следующим примечанием: «Печатая сей отрывок без дозволения знаменитого сына Отечества, удостоившего меня письмом своим, может быть, навлеку на себя неудовольствие его. Но по долгу издателя «Русского вестника» не могу скрыть сих слов, драгоценных сердцу каждого россиянина» (РВ. 1808. № 5. С. 244).

142

Имеется в виду Василий Степанович Аракчеев — брат деда А.; генерал-майор (в 1740 г. при увольнении от службы произведен в генерал-поручики), раненный под Очаковом во время Русско-турецкой войны 1735–1739 гг.; о нем сохранился похвальный отзыв в аттестации генералов, поданной главнокомандующим Б. Х. Минихом императрице Анне Иоанновне (см.: Ратч. С. 6).

143

В известиях того времени означено, что генерал-майор Аракчеев заведовал продовольствием войск.(прим. Глинки)

Хотя ни в письме моем, ни в «Вестнике» не возжигал я никакого хвалебного фимиама графу Аракчееву, но мне эти слова чрезвычайно понравились и, как тотчас увидим, приходились кстати.

Не знаю, почему стоустая молва разгласила по нашим губерниям, будто граф Аракчеев содействовал к заключению Тильзитского мира. Известно было только, что на предварительное совещание о том призваны были: Александр Андреевич Беклешов [144] и Василий Степанович Попов [145] , бывший письмоводитель князя Потемкина.

144

Беклешов Александр Андреевич (1745–1808) — генерал от инфантерии, сенатор (1798), генерал-прокурор (1799–1802); в 1804–1806 гг. московский военный губернатор.

145

Попов Василий Степанович (ок. 1746–1822) — с 1783 г. чиновник для особых поручений при ГА. Потемкине, с 1786 г. — один из статс-секретарей Екатерины II. Во время переговоров в Тильзите состоял в свите императора; член Государственного совета (1810).

<…>

Вскоре по получении от графа Аракчеева письма получил я от него другое письмо с приложением около двадцати писем, препровожденных к нему из разных губерний. Граф желал, чтоб я напечатал их в «Русском вестнике». Но я не исполнил его воли, и вот почему: лица, писавшие к нему, так увлеклись глубочайшею к нему преданностью, что возвеличили его наименованиями «избавителя и спасителя отечества». Не дивлюсь возгласам этих господ: случайность и богатство — такой волшебный талисман, что хотя бы и не ожидали себе от них никакой пользы, а все-таки им бьют челом. Но я удивляюсь графу. Я слышал, что он любил словесность и с жаром читал наизусть целые явления из трагедий Озерова [146] : следовательно, он знал силу и приличие выражений. И, несмотря на это, он два раза сделал два сильных промаха. В первый раз промахнулся он, возвратив из Петербурга в Москву, в письме под печатью своею «Предан без лести», вышеупомянутую бумагу с припиской: «Гений графа Аракчеева согласит огнестрельное орудие с холодным ружьем, которым научил побеждать Суворов». И под этим еще, повторяю, выставлена была буква А., служащего в Военном министерстве. Во второй раз он промахнулся, препроводя ко мне письма с показанными возгласами. Тут спросим, отчего и на мудрецов бывает простота! Оттого, что хотя немного дашь некстати повадку уму, за него тотчас уцепится самолюбие и затянет в свои сети.

146

Озеров Владислав Александрович (1769–1816) — драматург.

Как бы то ни было, вот что я отвечал графу: «Получа от вашего сиятельства письмо и приложенные к нему бумаги, повторяю собственные ваши слова: «Для того, кто по мере усердия своего служил отечеству, все похвалы приятны тогда, когда, удалясь в деревню и войдя в совесть свою, он может сказать, что и я сделал что-нибудь полезное для отечества». Не берусь возражать на восторженные изречения лиц, приветствовавших вас, и искренно желаю, чтобы вы долго проходили поприще свое; но теперь не могу напечатать присланных вами писем. Все то, что относится к случайным людям, разлетается громкою оглаской. Меня назвали бы льстецом, пресмыкающимся перед человеком случайным и добивающимся каких-нибудь у него милостей. А я от юности лет моих ни перед кем не раболепствовал. Но в свете редко верят и самым бескорыстным отзывам. Мнения людей различны, и пересуды привязчивы».