Арарат
Шрифт:
— Нет, Седа, я понимаю, у тебя и без того немало забот. Я попрошу Маргарит, чтобы она приходила почаще, помогала тебе. Но иного выхода нет. Видишь, даже из вежливости я не стала отнекиваться, не спросила путем, можешь ли ты взять на себя заботу о моем ребенке. Но ты понимаешь мое положение, я совсем одинока, мать у меня умерла… А я не могу больше оставаться здесь, не могу!.. — Голос ее дрогнул. — Ну, оставим это. Какие у тебя вести от Вртанеса?
Вместо ответа Седа взяла со стола и передала ей последнее письмо Вртанеса. Ашхен прочла и задумчиво проговорила:
— Восхищается Асканазом… И какое бодрое
…Седа побежала приготовить ужин. Ашхен снова подошла к кровати, нагнулась над спящим ребенком. Тиграник иногда чмокал губами, как бы ища грудь. Ашхен всегда трогала эта его привычка. Вспомнив то время, когда она еще грудью кормила Тиграника, она взволновалась. Что будет завтра или послезавтра, когда мальчик поймет, что мама уже не придет? Седа может его обманывать и отвлекать день, другой, неделю, ну, а потом?.. Правильно ли ее решение уехать на фронт? Здесь ее уважают и ценят, не проходит и дня, чтоб она не слышала похвал. Уже и в газетах писали о ней.
— Но нет, нет, мой Тиграник! — вырвалось у нее. — Ты сам не стал бы удерживать меня, если б мог рассуждать… Я не могу, не могу смотреть в лицо людям! Нет, я приняла правильное решение… ты сам поймешь, мой маленький, что твоя мама поступила разумно, что она не могла поступить иначе!
Ашхен бережно прикрыла ребенка одеяльцем. Осторожно поцеловала ручки и лоб, взяла его костюмчик, чтобы сложить поаккуратней, — и вдруг прижала к лицу, стремясь скрыть брызнувшие из глаз слезы.
На следующее утро Ашхен обошла всех друзей и близких, чтобы проститься с ними. В первую очередь она забежала к Шогакат-майрик, которая только что вернулась из села вместе с Маргарит. Больше часа она не выпускала из объятий Тиграника, осыпая его ласками. Тиграник мало что понимал из слов матери, но, чувствуя, что мать не так, как всегда, прощается с ним, крепко прильнул к Ашхен и ни за что не соглашался сойти с ее колен.
В последний раз расцеловав ребенка, Ашхен осторожно разняла его ручки, передала Седе и вместе с Маргарит быстро вышла из комнаты. Они пошли на вокзал. Она намеренно не говорила никому о том, что едет на фронт, чтобы ее не провожали. Крепко обняв Маргарит, Ашхен о чем-то тихо говорила с ней. О чем же говорили две подруги? Трудно было сказать. Но все, что они говорили друг другу, казалось им важным и необходимым. Ашхен в последний раз обняла и расцеловала подругу и поднялась по ступенькам вагона.
— Ашхен-джан! — воскликнула Маргарит, когда Ашхен выглянула из окна вагона. — Все сделаю, как ты говорила, но смотри — мы должны снова встретиться здесь, слышишь?
— Слышу, милая, сейчас у всех провожающих такое желание, а желание всех — это закон. Да, ты встретишь меня и… Ара.
Глава одиннадцатая
ДЕНИСОВ И МАРФУША
Денисов только что выслушал доклад начальника оперативной части о ходе военных действий. Солнце уже перешло за полдень, Денисов приказал начальнику штаба разработать новые боевые задания для дивизии.
— Бить по противнику без передышки и днем и ночью, — заключил
Накануне утром он распорядился перевести штаб армии на новое место, неподалеку от Владикавказа, и до последней минуты почти не присаживался: всю ночь с работниками штаба уточнял данные о личном составе и технике, а в этот день уже с рассвета руководил боевыми операциями.
В соседней комнате его нетерпеливо поджидала Марфуша. С неделю пролежав в санбате, она вполне оправилась, решительно отказалась от переброски в тыл и выпросила у Денисова разрешение остаться пока при штабе. Теперь она усердно следила за питанием Денисова. В те редкие минуты, когда Денисов отрывался от занятий, чтобы перекусить или передохнуть, Марфуша заботилась о нем, упрашивая снять хотя бы тужурку, когда он ложился отдыхать, или подкладывая ему лакомые кусочки, когда он ел, и заранее советуясь со штабным поваром, что бы приготовить ему на завтрак или обед (она знала, что у Денисова больной желудок).
Когда Денисов вышел из своего кабинета, Марфуша вскочила с места и, поддерживая свою раненую руку, шагнула к нему, пытливо заглядывая ему в лицо. Должно быть, она прочла на лице Денисова именно то, что ей так хотелось узнать, потому что взвизгнула со свойственной ей непосредственностью:
— Удирают фашисты, да?! Выгнали их из нескольких сел, да?
— Но сопротивляются… — задумчиво сказал Денисов.
— Ну и что ж, что сопротивляются! Но ведь нападаем-то мы, инициатива перешла к нам, правда, дяденька?
— Ишь ты, усвоила военные термины! — добродушно сказал Денисов Марфуше, усаживаясь за стол.
— А я днем видела раненых с передовой. Они рассказывали, что на одном участке фашисты удирали в панике, а те, что остались в окопах, в плен сдались, — тараторила Марфуша.
— А какие показания тебе дали пленные? — улыбнулся Денисов.
— Ой, не давали, дяденька! Рассказывайте лучше вы.
При взгляде на Марфушу Денисов невольно испытывал теплое чувство. Марфуша, которую ее ранение возвышало в собственных глазах, оставаясь наедине с Денисовым, уже не стеснялась попросту беседовать с ним.
— Один из взятых в плен сообщил, — рассказывал Денисов, которому нравился пылкий интерес Марфуши, — что две роты их батальона были почти целиком уничтожены: он сам с одним товарищем спрятались под телами убитых, дождались прихода наших и сдались им в плен.
— Ах, почему я не была там!..
— Это было в другой части, не у вас.
— Ну и что ж, вы думаете, наша часть отстает от других? Ничего подобного!
— Поглядите, какой патриот своей части!.. Ну, а покушать-то что ты мне дашь?
Марфуша ахнула и стремглав бросилась вон из комнаты. Через минуту она вернулась, осторожно неся тарелку с рисовым супом. Денисов хлебал через силу, но расхваливал кулинарное искусство Марфуши:
— Молодец, Марфуша, умеешь и славно воевать и вкусно готовить.
— И тому и другому училась у Аллы Мартыновны. Ах, дяденька, когда же мы увидим ее, а?
Лицо Денисова омрачилось — от Аллы Мартыновны давно не было вестей.
— Долог еще путь до нашей Аллы Мартыновны.
Притихшая Марфуша принесла котлету с ломтиками жареного картофеля. Денисов нехотя доел второе, встал и прошелся по комнате. Проворно прибирая со стола, Марфуша бормотала: