Арарат
Шрифт:
— А теперь, — прервал ее Асканаз, — у моего брата два ордена и три медали. Подумай только, мама-джан, он ведь еще очень молод! Ашхен пришла… — и Асканаз пошел навстречу вошедшим в комнату Ашхен и Мхитару.
Ашхен уже демобилизовалась. На ней было нарядное платье из тонкой шерстяной материи, пышные каштановые волосы были красиво причесаны. Ее лицо светилось радостью. Во взгляде Мхитара можно было прочесть, как он гордится и счастлив тем, что у него такая подруга жизни.
«Как преображается женщина, чувствуя себя счастливой! Ведь на что была похожа Ашхен, когда была женой Тартаренца. А теперь!» — с горечью подумала Елена. Она не отводила глаз от Ашхен, с болью думая о том,
Приход Ашхен словно оживил всех.
— Вот видишь, Шогакат-майрик, опять собрались все вокруг тебя! — весело воскликнула она, обнимая Шогакат, но тотчас же осеклась, взглянув на Елену, подошла к ней и, целуя, шепнула: — От души сочувствую тебе, дорогая.
Шогакат не утерпела и прямо обратилась к Ашхен:
— Уже четыре дня, как все приехали, а я так и не видела Ара… До каких же пор это будет продолжаться?!
Ашхен смутилась, но тотчас же ответила:
— Военная дисциплина, Шогакат-майрик… Он получит увольнительную записку и тотчас же приедет!
— Ну, раз дисциплина, я ничего не говорю…
Маргарит вспоминала упрек Шогакат-майрик: «Да я на твоем месте птицей бы взвилась, отыскала любимого!» — и сердце у нее сжималось. Ее не меньше, чем Шогакат-майрик, тревожила мысль о том, что Ара уже четыре дня как приехал в Ереван, а она еще не видела его. Шогакат-майрик не сомневалась, что Маргарит любит Ара и верна ему: все эти три года Маргарит жила мыслью только об Ара.
Выйдя из дому в воскресенье утром, она собиралась пойти прямо на квартиру Вртанеса, где должна была собраться вся семья Шогакат-майрик, но на полдороге остановилась и свернула на улицу Абовяна. Было еще довольно рано. Почти не встречая прохожих, Маргарит дошла до сквера, в котором уже хорошо принялись высаженные этой весной деревца, и остановилась. Легкий ветерок играл подолом ее светлого летнего платья, трепал волнистые пряди волос. Маргарит провожала глазами грузовые и легковые машины, поднимавшиеся вверх по шоссе, к Канакирскому плато. Видно, ей вспомнилось что-то веселое, потому что лицо ее осветилось улыбкой. Проезжавший мимо грузовик, в кузове которого установлены были длинные скамейки, остановился, и один из сидевших в нем бойцов приветливо спросил:
— Хотите, подвезем, гражданка?
— До Мхуба подвезете?
— Пожелаешь — и в Дилижан домчим!
— Нет, только до Мхуба.
— С большим удовольствием! Куда угодно, лишь бы рядом с такой красавицей сидеть!
Боец соскочил наземь и помог Маргарит взобраться.
Всю дорогу до Мхуба Маргарит выслушивала его комплименты, но отвечала так находчиво и остроумно, что в конце концов боец с уважением сказал:
— Нет, куда уж нам тягаться с тобой!
Он заботливо помог Маргарит сойти, и она направилась к летнему лагерю дивизии. Она обрадовалась, когда увидела у ворот толпу женщин и девушек. Маргарит с сердечным трепетом вглядывалась в каждого бойца, выходившего из ворот. Не лучше ли дать знать Ара, что она здесь?.. А вдруг Ара уже уехал в город? Маргарит решительно подошла к часовому и спросила, дают ли бойцам разрешение навестить родных.
— Дают, не беспокойтесь, сегодня многим дали увольнительные, — успокоил часовой.
Маргарит отошла немного в сторону и продолжала разглядывать выходивших из ворот. Вот выходит смуглолицый сержант, и с радостным восклицанием к нему на шею бросается молоденькая женщина. Она целует сержанта, целует и громко плачет. Маргарит вспоминает последнее письмо Ара:
«Как хотел бы я быть сейчас с тобой, моя мечта, моя светлая Маргарит!.. Но уже осталось немного ждать… моя любовь, моя бесценная, единственная…»
Но если Ара так сильно стосковался, что же это значит? И Маргарит не находит ответа… Взгляд ее упал на тутовое дерево. Какая пышная листва! Но ягод еще нет. Под этой шелковицей Ара три года назад сказал с таким волнением: «Мы не можем соединиться, не расставшись…» И они расстались. Но вот настал день, когда они могут соединиться. Где же Ара? Кажется, легче было ждать три года, чем последние три дня, последние несколько часов!..
Маргарит снова взглянула на ворота. Оттуда вышло сразу четверо бойцов. Навстречу троим кинулись родные. Четвертый остановился у ворот. Какой у него грустный вид… А лицо… как изуродовано лицо у бедняги… Маргарит знает, отчего у него такие рубцы. Попали в лицо осколки мины, потом остались шрамы… Бедный парень, такой молодой… И никто не пришел повидаться с ним… «Подойду, — решила про себя Маргарит, — подбодрю его…»
Маргарит направилась к воротам. Но боец с обезображенным лицом вдруг негромко ахнул и отпрянул от нее. Не придав этому значения, Маргарит с присущей ей непосредственностью подошла к нему, протянула руку и вдруг, схватив бойца за плечо, вгляделась широко раскрытыми глазами:
— Ты…
— Ах, Маргарит…
— Ара! — окончательно признав его по голосу, вскрикнула Маргарит. — И ты… ты не сообщил… не написал правды!
Ара казалось, что Маргарит смотрит только на его обезображенное лицо, на глубокий шрам, пересекавший щеку от виска до подбородка. О чем она думает сейчас? Как будто сердится на то, что он не написал ей правды.
— Страшный я, да?.. — с болью пробормотал Ара.
— Нет, Ара, нет, совсем нет! — быстро отозвалась Маргарит. Теперь она понимала, почему Ара не показывается домой. Она убежденно повторила: — Это пустяки, Ара, это же совсем пустяки!..
Любящее сердце подсказало девушке, что слова здесь не нужны. Обнаженными руками она притянула к себе голову Ара, прижалась лицом к его обезображенной щеке и стала горячо целовать в глаза, в губы, в лоб.
Ара не отвечал на ее поцелуи. Волнение душило его, на глазах выступили слезы. Маргарит почувствовала, что Ара ждет ее признаний.
— Родной мой, всегда любила тебя, думала о тебе… Ты помнишь, четыре года назад, дома у вас, я первая сказала, что люблю… Вот и теперь… Но сейчас люблю еще глубже, еще больше! Как я рада тому, что ты вернулся ко мне живой-здоровый, мой храбрый воин!
— Как нежно звучит твой голос, Маргарит… — шепнул Ара.
Терпение Шогакат-майрик истощилось.
— Бабушка… Бабуш-ка-а!..
Шогакат-майрик встрепенулась: как-то по необычному кричали дети, игравшие во дворе. Сердце у нее забилось так, словно хотело выскочить из груди. Опередив всех, она кинулась к двери.
— Бабушка… — задыхаясь, ворвался в переднюю Давидик, — бабушка, Ара идет!..
— Сынок мой… — вырвалось у Шогакат, и она обняла Ара, ощупывая и гладя одежду сына, его голову, лицо. Словно маленький ребенок, Ара покорно подчинялся ласкам матери.
Наконец Шогакат словно вспомнила, что надо дать и другим поздороваться с Ара. Она неохотно выпустила сына из объятий и только сейчас разглядела его лицо, осторожно, медленно провела рукой по левой, обезображенной щеке. К ней вернулась обычная сдержанность, и она лишь тихо промолвила: