Арарат
Шрифт:
— И вот получила я бумаги… — продолжала Нвард-майрик, снова опускаясь на скамейку, — и поехала в Новороссийск. Хорошее было время — наши гнали врага. Легче стало у людей на сердце. Правда, не высохли еще слезы, но люди уже могли смеяться… Да, значит, приехала я в Новороссийск и прямо пошла к коменданту; дай ему бог здоровья — тоже воевал он, глаз у него поврежденный. Принял он меня хорошо, выслушал и говорит, как и военком в Баку мне говорил: «Зачем хочешь перевозить, разве не умеем мы чтить память погибших?» А я ему и объяснила: «Не сомневаюсь я, что в почете будет у вас могила
Казалось, слезы начали душить Нвард; но она сдержала их, отпила глоток воды и медленно продолжала:
— Ах, точно ждал мать сынок мой — не очень и изменился… Сделали ему новый гроб… Ну, рассказывать долго… Села я в поезд, привезла в Баку. Весь наш Свердловский район встречать пришел. И военком тоже был..» Спасибо всем, помогли, устроили почетные похороны: духовой оркестр был, из ружей стреляли… Все, что с молодых лет скопила, все распродала; родные и друзья тоже помогли. Устроила я могилу Грачику. Под конец пошла я в райсовет и попросила: «Помогите мне провести воду, поставить кран у ограды!» И эту мою просьбу уважили… Вот теперь, сами видели, подаю я прохожему воду, пьет он и благословляет память моего Грачика… А что еще нужно матери?..
Все молчали. Одна Рузан плакала, закрыв лицо руками.
Ара словно забыл о том, как обезображено его лицо. Он слушал Нвард, и ему казалось, что это говорит его мать… Но даже в эту минуту он не представлял себе, как он встретится с Маргарит, от которой получил письмо за два дня до выезда из Берлина.
Нвард наполнила водой небольшую лейку, по деревянным ступенькам поднялась к бюсту Грачика и стала поливать горшки с цветами, расставленные на пьедестале. Спустившись вниз, она села рядом с Ашхен и взяла ее за руку:
— Дай, Ашхен-джан, дай мне приложить твои руки к глазам… На твоих руках покоилась в последний раз голова моего Грачика…
На этот раз она уже не смогла сдержать слезы.
— Дай мне поцеловать тебя в лоб… Не плачь, взгляни мне в глаза… Подожди, вытру слезы, теперь взгляни… В эти глаза последний раз перед смертью взглянул мой мальчик… Может быть, остался в них его образ, — хотя бы раз еще, только раз увидеть его…
Гарсеван опустился на колено и поцеловал могильную плиту.
Затем он подошел к Нвард и поцеловал ей руку.
Его примеру последовали Абдул и Ашхен.
Поцеловав руку Нвард-майрик, Ара повернулся к Рузан и замялся: что он мог сказать ей?.. И, не выдержав скорбного взгляда Рузан, опустил голову.
Поезд тронулся.
— Итак, Абдул, наш маршрут изменился: через Евлах, Кировабад и Тбилиси — Ереван!
— Но как же это получилось?
— Говорят, что та линия очень загружена, а этот маршрут, мол, удобнее…
— А уж об удобстве и говорить нечего: Фатьма чуть не пляшет от радости!
Все собрались в купе. Абдул уселся рядом с женой. Пресытившийся шоколадом Касум забрался на колени к бабушке и с интересом поглядывал на отца.
— Иди ко мне, сынок, иди! — ласково позвал Абдул, беря на руки малыша.
Касум таращил глаза, но, разморенный дневной жарой,
Попросив мужчин потесниться, старая Зульфия положила на полку большой сверток.
— А ну, развернем свадебный узел! — весело воскликнул Гарсеван.
На столике разостлали газету и разложили на ней жареных кур, баранью ляжку, сыр, лаваш, слоеные пирожки с начинкой из прожаренной муки с сахарным песком, любовно приготовленные руками Зульфии и Фатьмы.
— Застольное собрание объявляю открытым! — подняв в воздух куриное крылышко, провозгласил Лалазар.
В Баку успели купить несколько бутылок вина. Все по очереди предлагали тосты. Зульфия все подбавляла еды, Фатьма передавала лакомые кусочки тем, кто сидел подальше.
— Покушай и ты, баджи [21] , что ты все нас угощаешь!.. — обратился к Фатьме Гарсеван.
— Она душой насытилась! — усмехнулась Зульфия.
…Приподнял покрывало… —вполголоса пропел Лалазар строчку из своей любимой песни.
Товарищи уплетали аппетитно приготовленные домашние закуски, запивая вином и задушевно беседуя, пока Гарсеван не предложил заключительный тост:
— Ну, ребята, а теперь поблагодарим Зульфия-ана и пожелаем ей долгих лет здоровья и счастья!
21
Баджи — по-азербайджански сестра.
— Правильно сказано! — первым отозвался Ара.
— И всем нам пора на боковую, поздно уже! — внушительно проговорил Гарсеван, обводя взглядом товарищей.
Пожелав оставшимся спокойной ночи, Гарсеван, Ара, Лалазар и Кимик перешли в соседнее купе.
Глава восьмая
ВОЗВРАЩЕНИЕ
— Так, говоришь, не видать еще?
— Да нет, бабушка, только-только вышли со станции!
— Что ты все повторяешь: «вышли» да «вышли»!
— Так ты же не захотела, чтобы мы поехали на станцию! А то увидели бы первые…
— На станции и не увидели бы ничего. Тут лучше будет.
— Ну, раз лучше, будем ждать.
На площади имени Ленина в Ереване переговариваются Шогакат-майрик и Цовинар, окруженные тысячной толпой. Не узнать шаловливого подростка в этой прелестной девушке! Цовинар уже семнадцать лет, в этом году она кончила десятилетку, но волосы у нее все еще заплетены в две косы, перевитые фиолетовыми лентами, лицо сохранило полудетское выражение, хотя она старается выглядеть совсем взрослой и даже поучает бабушку.