Аравия. Прошлое и настоящее
Шрифт:
Следует отметить, что вначале «мирное», а затем — с появлением в бассейне Персидского залива России и Германии — «жесткое» наступление Англии на Аравию поставило Порту (1890-е годы) перед необходимостью принятия экстренных мер по упрочению там своей власти. Был «составлен проект широких реформ», затрагивавших, по сообщениям российских дипломатов, «практически все сферы деятельности турецкой администрации в крае». Командированы в Багдад и Басру «особые чиновники» — для «наблюдения за правильным отправлением правосудия и производства преобразований по жандармерии». Проектом реформ предусматривалось: прокладка дорог, улучшение систем орошения и «наделение арабских племен известным количеством земли» (235). «Однако вследствие ли отдаленности Аравии от Турции, отсутствия ли необходимых знаний у багдадских администраторов, — отмечал А. Круглов, — но принятые... меры практически никак не повлияли на улучшение положения дел. Подкупы и вымогательства в судах и полиции по-прежнему продолжались, способствуя лишь усилению недоверия среди населения к начинаниям турецкого правительства» (236). Начинания же эти, в случае их «незамедлительного и полного», как считали российские дипломаты, проведения в жизнь могли уже на рубеже XIX-XX веков кардинальным образом изменить политическую ситуацию в Аравии — «надолго блокировать усилия Англии по полному вытеснению с полуострова Турции и подчинению его своей власти».
Реформы, задуманные турками, так и не были реализованы. И остались, по сути, лишь благими намерениями, что и привело впоследствии к уходу Турции из Аравии. Под натиском обстоятельств, связанных с событиями на Балканах, и вследствие действий Англии, инспирировавшей и широко поощрявшей антитурецкие выступления племен, «Турецкая Аравия» пала, Турция из Аравии ушла. 29 июля 1913 г., после двух лет напряженных переговоров, состоялось подписание известной англо-турецкой конвенции о Персидском заливе. Она зафиксировала отказ Турции от притязаний на Бахрейн и Катар и ее согласие на предоставление Кувейту статуса автономной области (с правом иметь свой флаг). Так была поставлена точка над «и» в почти 40-летнем соперничестве Турции и Англии в Аравии (237).
«Что относится к исторически изношенным одеждам России и что к самой ее душе и телу, без которых Россия не Россия?!», — задавался вопросом в своей известной статье «Лицо России» русский философ-мыслитель Георгий Петрович Федотов. Мы должны изучать Россию, писал наш великий соотечественник, любовно вглядываться в ее черты, чтить ее героев — князей, царей и граждан, — изучать летописи их деяний, вдохновляясь подвигами предков.
Взгляд в историческое прошлое Отечества, изучение архивных документов, посвященных деяниям Российской империи в зоне Персидского залива, дает возможность по достоинству оценить масштабы ее замыслов и высокую для того времени этику межгосударственного общения.
Работа российских дипломатов в Аравии в конце XIX — начале XX вв. была трудной и рискованной. Знакомясь с их донесениями сегодня, исследователь имеет возможность довольно точно представить себе картину бурных событий «Острова арабов» тех лет. Более того, укрепиться во мнении, что России нынешней, пробудившейся, наконец, от гипнотического сна коммунистического тоталитаризма, почетно было бы не просто унаследовать архив политико-дипломатических успехов Российской империи в Аравии, но и пополнить его, и понести славу дипломатии российской и багаж наследия предков «дальше и выше», как говаривал Георгий Петрович Федотов.
С подписанием 31 августа 1907 г. англо-российского соглашения, документально зафиксировавшего «политико-дипломатический проигрыш» Санкт-Петербурга в «аравийской партии» с Лондоном, «российский след» надолго теряется в песчаной Аравии. В рамках новой внешнеполитической программы на Востоке, предложенной министром иностранных дел А.П. Извольским, суть которой состояла в ликвидации «наследия графа Ламздорфа в Азии», в том числе в зоне Персидского залива, и урегулирования, таким образом, блока англо-российских противоречий, происходит отход России и от «политики дела» в Аравии. Позиции, приобретенные там Российской империей, утрачиваются.
Управлял дипломатической частью «отложения российской политики от Аравии» Александр Петрович Извольский (1856-1919 гг.). Внук придворного, лицеист, «человек-монокль», как его называли между собой российские дипломаты, А. Извольский был ярким представителем новой генерации российских политиков. За ними стояли, по меткому выражению русских историков, империи Рябушинских, Носовых, Морозовых, Коноваловых и Терещенко, «империи, пронизанные золотыми жилами иностранного капитала». Виднелись за спиной А. Извольского, как поговаривали, и связи с международным масонством. Об этом человеке современники говорили, что «ходивший всю жизнь в долгах, как в шелках, он бывал, порою, в большой зависимости от неизвестных международных сил». И, надо сказать, что силы эти достаточно четко обозначили себя в предложенной А. Извольским концепции российской политики на Востоке. Речь в ней шла уже не о «мирном соперничество» России с Англией, как при блистательном графе Ламздорфе, а о «повсеместном», по выражению российских дипломатов, «умиротворении Англии».
В отличие от довольно активных контактов России с Кувейтом и территориями Северной Аравии, где в Джидде функционировало российское консульство, связи с Бахрейном, Катаром и особенно с шейхствами Договорного Омана отсутствовали, можно сказать, полностью. Вплоть до 80-х годов XX столетия эти шейхства являлись для отечественной дипломатии terra incognita — землей необитованной. И если Бахрейн и Катар, и даже Оман русские торговые и научные экспедиции еще изредка и посещали, то шейхства Договорного Омана (современные ОАЭ) открыли свои двери для нашего Отечества только во второй половине 80-х годов прошлого столетия.
Первым россиянином, кто посетил Бахрейн и оставил о нем воспоминания, был Николай Васильевич Богоявленский, член Московского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. С научной экспедицией он побывал на Бахрейне в 1902 г. Прямо скажем, довольно поздно для «любознательных русских», учитывая, что Бахрейн (Дильмун) издревле был хорошо известен многим народам мира. Шумеры считали Бахрейн «земным раем», эллины и римляне — одной из «столиц мировой навигации и торговли», а сами россы — «знатным местом торговли чистым жемчугом». Неслучайно, поэтому, за Бахрейн дрались и столетиями «удерживали за собой» персы и турки, португальцы и голландцы, и все те же англичане.
По донесениям российских дипломатов, население Бахрейна, составлявшее в 1910 г. не более 60 тысяч человек, славилось «способностями к торговле и жемчужным промыслом». Перламутр и жемчуг с Бахрейна поступал на все рынки мира, в том числе и в Россию.
Россияне, посещавшие Бахрейн в начале прошлого века, отмечали такую «национальную черту бахрейнцев», как присущее им «обостренное чувство собственного достоинства», одним из проявлений которого было наличие у бахрейнцев «собственного флага чисто красного цвета» (238).
Известен Бахрейн и тем, что здесь был центр царства легендарных карматов. Являясь своего рода «аравийской Спартой», с блестяще организованной системой военной подготовки молодежи, царство карматов успешно противостояло могущественному Багдаду. Карматы вошли в историю народов и племен Аравии, равно как и в историю ислама, хищническим набегом на Мекку, похищением и удержанием-пленением в течение довольно длительного времени священного для мусульман Черного камня. Карматы — это последователи Кармата, наставника исмаилитов (течение в исламе). Настоящее имя этого человека — Хамдан. В народе его звали «Курмато», что в переводе с одного из арабских диалектов означает «Человек с обезображенным лицом». Бедуины Аравии стали называть его Карматом. Под этим именем он и вошел в анналы истории арабов (239).