Арбалетчики князя Всеслава
Шрифт:
Насыщаясь и попивая превосходное вино, мы болтали «за жизнь» и посмеивались…
И снова я читал «Грузинский басня про варон», снова полыхало в печи жаркое пламя, снова плавился металл и выпирал наверх шлак, снова Нирул ловко орудовал совком и щипцами. Хотя парень и опасался, что на сей раз боги обидятся низким качеством жертвы и в ответ поскупятся на чудо, я всё-же заразил его верой в успех — как «магическим обрядом», так и смехом ни о чём подобном и не подозревавшего Серёги, совершенно искренне ржавшего с моего глумления над тем, что он считал просто традицией. Несколько плавок — не шутка, и за остаток дня мы, конечно, не успели. Но день сменился ночью, а та — новым днём:
Мамай двести лет нашу землю топтал, НоЯ бы не оригинальничал, но на сей раз была очередь Васькина, для которого русский язык — не родной, и львиная доля юмора «Варона» от него наверняка бы ускользнула. Тем более, что тут и настоящую крыловскую басню надо знать, иначе смак совсем не тот. Кто-нибудь верит в то, что в испанских школах изучают басни Крылова? Вот и я не верю, поэтому и заготовил для Хренио прикол попроще, с лежащим на поверхности предельно плоским юмором. Испанец оценил его по достоинству, и сомнений в помощи со стороны всемогущего Авося у аборигенов не возникло. А вера — она ведь и сама по себе способна творить чудеса. И сработало — всё получилось и на этот раз. Нирул офонаревал от моего могущества, но поистине счастлив был начальник рудника. И почему меня это не удивило, гы-гы?! Отменив на радостях все работы на остаток дня — пацана я, впрочем, припахал выколупать «некондиционные» бериллы из пустой породы — меня он снова зазвал к себе, и мы занялись весьма полезным и в высшей степени приятным делом — дележом честно захомяченных самоцветов.
Сделали мы это просто — самый ценный камешек на одну чашу весов, следующий — на другую, третий — туда, где не хватает для равновесия, и так до тех пор, пока не разложили все. Полного равновесия, конечно, не получилось, но мы разыграли доли, подбросив монету, дабы уж точно без мелочных споров и дурацких обид. И это оказалось мудрым решением, поскольку самый ценный аквамарин — крупненький, чистый и густого синего цвета — по воле жребия вопреки всякой субординации достался мне. А честный справедливый жребий — это судьба, на которую глупо обижаться, так что разошлись мы, не держа камней за пазухой — ну, если не считать таковыми честно поделённых аквамаринов, гы-гы!
Хорошенько приныкав основу своего будущего состояния, я решил воспользоваться досугом, и испанец полностью поддержал меня с этой здравой идеей. Отпроситься у Тордула оказалось делом несложным, и вскоре мы ломанулись в деревню — ага, полакомиться свежей клубничкой. Чего? Не растёт она поздней осенью? Ну, мы ж не знали, вот и пошли полакомиться, гы-гы! Полакомились в итоге, конечно, не клубничкой — я Астурдой, а Васкес её подружкой — но зато досыта. Вернулись уже в сумерках.
Поскольку наш мент не столь болтлив, когда этого делать не следует, настучать бабам оказалось некому, и попрекнула меня Юлька вечером только рабовладением и эксплуатацией труда несовершеннолетних. Ага, заэксплуатировал я Нирула так, что я сам ещё только возвращаюсь, ухайдаканный не хуже выжатого лимона — дипломатично промолчим, от каких именно тяжких трудов — а он давно уж мирно дрыхнет! И дрыхнет весьма довольный, поскольку свой шекель раз в два дня получает от меня сполна. Всех бы рабов так эксплуатировали! Это во-первых. А во-вторых — я уже намекнул ему, что его первые шаги по зарабатыванию своего освобождения сделаны им вполне успешно.
Наутро за завтраком мы уже строили планы на очередные работы — очередь подрабатывать смехом снова была Володи, но судьба распорядилась иначе.
— Мыылять! — реакция наша была единодушной, да и начальник рудника не выглядел радостным. Но если Володя рисковал потерять лишь один «левый» шекель, то тот «левак», которого рисковали лишиться мы с местным «царём и богом», измерялся в означенных шекелях десятками, если не сотнями. Увы, так и вышло — в отличие от «непобедимой и легендарной», здесь не было принято устраивать построения воинства на плацу по всяким пустякам.
Тордул объявил нам, что сразу же после обеда мы выступаем в Кордубу для сопровождения ценного груза с рудника и кое-кого не менее ценного из деревни. Оказалось, что с гонцом прибыл категорический приказ «досточтимого» Ремда о немедленной доставке «почтенной» Криулы с детьми под защиту кордубских стен. И хотя воинов для этого кордубский представитель клана Тарквиниев выслал — они должны были прибыть в деревню как раз к обеду, в город заодно вызывался и начальник рудника — для доставки ценностей и отчёта. От нашего командира требовалось тоже сопровождать его, отобрав с собой пятнадцать человек, и наша четвёрка попадала в это число в приказном порядке. Пререкаться с начальством не рекомендовалось и в «частных вооружённых формированиях» вроде нашего, да и, в конце-то концов, надо ж и просто элементарную совесть иметь. В наши дела с металлургией Тордул не вмешивался, даже вопросов неудобных не задавал, а в последние дни и от караулов нас освободил. По пустякам не дёргал, отпускал, опять же, по первой просьбе и без лишних вопросов. Будь у меня такое же начальство в «непобедимой и легендарной» — совсем другие воспоминания были бы у меня о ней…
Самый грандиозный скандал закатили Юлька с Наташкой, когда выяснилось, что их участие в «отпуске в город» не предусмотрено. Не начальству, конечно, на это-то у них благоразумия хватило, но ни в чём не повинным Володе с Серёгой досталось по первое число. Тут ведь, как и в деревне, тратиться было особо не на что, и у ребят скопилось не так уж и мало звонкой серебряной монеты. Едва услыхав о предстоящем вояже, их бабы мгновенно замыслили шопинг, и постигший их облом оказался жестоким. Напоминание о том, что им есть чем скрасить скуку — специально для них в деревне купили с десяток изрядных мотков шерстяной пряжи, дабы им было из чего вязать всякие там шарфики с носками или чего ещё — только ещё хлеще распалило их. Пытались наехать и на нас с Хренио, но нам-то было проще — не было причин очень уж дорожить ихним расположением и добрым настроением. Когда их разъярённый словесный понос превысил пределы допустимого, я просто и незамысловато послал обеих на хрен, и у Володи с Серёгой не возникло ко мне по этому поводу ни малейших претензий. И почему я этим не удивлён, гы-гы?!
Удивило меня другое — командир велел мне в обязательном порядке прихватить с собой и мальчишку-раба. Ну, не велел, если уж быть точным, в этих вопросах он тактичен, но попросил весьма настойчиво, давая понять, что это вежливая форма приказа. Можно было бы, конечно, так же вежливо его оспорить, но… Я ведь, кажется, уже говорил насчёт элементарной совести?
— Что за хрень, засранец?! — совестно мне было только перед Тордулом, а вот спускать подобное несовершеннолетнему стукачу было бы даже чисто педагогически неправильно, — Я что, загрузил тебя на эти дни непосильной работой?
— Прости, господин, больше этого никогда не повторится. Но сейчас мне ОЧЕНЬ нужно попасть с тобой в Кордубу. Вот так нужно! — Нирул изобразил перенятый от нас жест, красноречиво чиркнув себя ладонью по горлу.
— Рассказывай и не вздумай врать!
Как я и ожидал, дело оказалось не в том, что он давно не видел родных, как он пытался втереть мне очки поначалу. Точнее — не только и не столько в этом. Родные родными, но был и ещё кое-кто. Это ведь, как выяснилось, только по нашим современным меркам шестнадцатилетний пацан считается несовершеннолетним, в местном же турдетанском социуме это уже общепринятое время взросления. А в Кордубе через пару домов от его родителей обитала девчонка, к которой он весьма неровно дышал…