Ардагаст и Братство Тьмы
Шрифт:
— Для того вас и ждал, — спокойно ответил Корт-Айка и одним движением руки снял заклятие с коней. Те весело заржали, перебирая ногами. А из-за елей, будто из-под земли, уже выезжали дружинники обоих колдунов. У кузнеца — ражие молодцы в добротных панцирях, вида самого разбойного. У Яг-морта — больше нелюди да полулюди: лешие, черти и те, кого они с похищенными либо блудливыми бабами приживают. И вот уже слились три дружины в одну разбойную, беззаконную рать и двинулись на север — к святой и богатой Гляден-горе.
Там, где речка Нижняя Мула выходит из лесов навстречу полноводной Каме,
В это осеннее утро пастухи из городка, как всегда, выгнали стадо на луга. И вдруг, заслышав конский топот, ржание, громкие голоса, погнали скотину к лесу. Со свистом, гиканьем, лихими песнями, будто степняки, ехали лугами дружинники двух шаманов-разбойников, а с ними — какие-то невиданные воины в чёрных медвежьих шкурах. Находники, однако, не тронули стада. Они подъехали к самой тропе, и их седобородый, закованный в железо предводитель громовым голосом воскликнул:
— Жрец Бурморт! Я, Корт-Айка, зову тебя на колдовской поединок!
На горе, у верхнего конца тропы, открылась калитка в частоколе и показалась фигура в белом. Стоявший наверху не напрягал голоса, но силой его чар собравшиеся внизу чётко слышали его речь.
— Корт-Айка! Я дважды состязался с тобой. Один раз ты остановил колдовством мою лодку, а я заклял твоё сусло — ты ведь охотник до пива, — и оно перестало бродить, пока ты не снял своего заклятия. Потом я прошёл под водой от проруби до проруби, отсюда до устья Чусовой, а ты не смог. Тебя едва спас твой друг-водяной. И эту гору ты пробовал брать приступом, но бежал, даже когда её защищали лишь мои родичи: твои чары оказывались слабее моих. Зачем же тебе ещё один позор?
— Я пришёл для огненного испытания. Мы войдём в огненный дом рука об руку, и тот, кто не сумеет чарами укротить огонь, сгорит. Увидим, кто больше познал Огонь: ты, мудрейший служитель Света и Солнца, или я, простой кузнец!
— Состязаться будем внизу? Ты ведь черпаешь силу из нижнего мира.
— Нет. На горе, ближе к твоим богам!
— Хорошо. Но свою орду оставь под горой. Двенадцати свидетелей тебе хватит.
Корт-Айка слез с коня и, несмотря на годы, легко двинулся в гору. Следом шли, как волки за вожаком, ещё двенадцать — люди и нелюди. Были среди них оба Медведича, Яг-морт, пара чёрных шаманов, не видно было лишь Лаумы. В городок пришельцы вошли с самым дерзким видом, но в души их закрадывалась робость: будто незваные взошли на самое небо, недоступное их подземному владыке.
Большую часть городка занимало святилище. Под зелёными лапами громадной ели стояли полукругом деревянные идолы. Ен, добрый владыка неба, в белом кафтане и белой шапке. Золотая Баба, Мать Мира, одного ребёнка держит на руках, а второго рожает. Сын её Шунда, Солнечный Всадник с мечом-и луком. Угрюмый, с тяжёлой дубиной в руке, Войпель — бог северного ветра. Грозовой Охотник, с луком в руке и орлиной головой поверх шапки, с медвежьими лапами. Две Небесные Лосихи, мать и дочь — в человеческом обличье, лишь головы и копытца оленьи. Не было здесь только Куля и Йомы, злобных хозяев нижнего мира. На кольях вокруг идолов белели черепа — оленьи, медвежьи, бычьи. Разлапистые ветви ели были увешаны отборными шкурками, оружием, серебряными сосудами с далёкого юга.
А от ели почти до внутреннего вала городка простиралось костище. На десятки шагов землю устилал белый пепел, из которого торчали белые же обломки костей — звериных и человеческих. Между ними зеленели бронзовые обереги, блестело золото и серебро, торчало ржавое железо. Здесь приносили жертвы много веков подряд, и здесь же сжигали тела лучших людей племени. Вознестись с жертвенным пламенем из самого святого места прямо к Светлым богам — может ли быть лучшее завершение для достойной жизни? Богам приносили самое ценное — людей и вещи, и ни один пермяк не смел взять ничего с ели или из костища. Не смел даже сам верховный жрец. Его за гадания и моления одаряли отдельно, и немало. За внутренним валом, в детинце, стояло несколько обширных рубленых изб. Там жила большая семья Бурморта — его дети и внуки.
Сам Бурморт стоял, опираясь на резной посох. В белом кафтане, перехваченном красным поясом с оберегами, с длинными белыми волосами и бородой, он напоминал своего бога — старого и доброго к своим творениям Ена. На груди висели два оберега. Один изображал трёхглавую птицу с человеческим лицом на груди. Второй — полуобнажённого человека в замысловатой короне, увенчанной солнечным диском. Серые глаза жреца смотрели на пришельцев спокойно и беззлобно, хотя родичи его настороженно сжимали копья.
— Видишь, Бурморт, я взошёл на твоё земное небо, и даже без бубна, — с вызовом произнёс кузнец.
— И я взошёл, — оскалил зубы Яг-морт. — А я ведь нечисть, моё место там, внизу. Правда, мудрейший?
— Здесь есть место всем, кто добр. Я хотел бы состязаться с вами, но совсем в другом: кто больше доброго сделает для людей своим волшебным искусством. А зла в мире и так много. Или думаете сарматов превзойти в разбоях, а гадюк — в злобе?
— Тебе, жрецу и сыну жреца, легко рассуждать о добре и зле на этой горе, в неприступном городке. Всё нужное пермяки вам несут сюда, оберегают вас всем племенем. У твоего отца даже бактрийских монет хватило, чтобы послать тебя искать мудрости далеко на юг, где голые люди молятся голым богам. — Корт-Айка ткнул пальцем в фигурку коронованного бога. — Словно мало той болтовни про Свет, Тьму и Огненную Правду, что занесли сюда скифские жрецы! Теперь сынка туда же отправил...
— Это — Амон-Ра, которого мы зовём Еном, — спокойно ответил Бурморт. — Там, в Египте, тоже верят: бог Солнца и Света добр и справедлив и вечно борется со злым Апопом, змеем нижнего мира. Жрецы Ра уговаривали меня остаться, и учёные из александрийского Мусея...
— Ты набирался мудрости в Египте, а я там, где закон — лес, а старейшина — медведь! Жизнь — охота, на земле и на небе! Бежит по небу златорогий солнечный олень, бегут Небесные Лосихи, а за ними — Грозовой Охотник. Он — медведь, он — орёл, он — великий лучник. Я не хочу быть дичью, даже златорогой, я — охотник!