Ардагаст и Братство Тьмы
Шрифт:
А вслед им уже гремело беспощадное «Мара!». Отравленный страхом воздух был не опасен воинам Сигвульфа: колдовской ветер гнал его вперёд, не давая при этом убегавшим освободиться от ужаса. Сарматы без устали кололи, рубили, топтали конями бегущих. Ещё безжалостнее истребляли подземных пришельцев немало натерпевшиеся от них печорцы. Кого жалеть? Нелюдь? Всех этих волосатых, безголовых, козлоногих, что явились из своего мира в этот только для того, чтобы убивать, жечь, насиловать? Ещё и творить напоказ всё, на что людям и глянуть-то стыдно...
Кое-где незнаемые пытались давать отпор, сбивались в кучи, но быстро гибли под мечами и стрелами: их противники трусами не были. Сигвульф в рогатом шлеме, с окровавленным
На севере и востоке кипел бой, но над устьем Подчерья две рати только перестреливались и переругивались. Незнаемые лаялись самой мерзкой венедской бранью — той, что Матери Сырой Земле неугодна. Не иначе от кузнеца выучились. Росы отвечали им тем же: по матери ругать только людей грех, у нечисти мать другая — чёртова.
Каждый из предводителей хотел выманить врага на свой берег. И всё же бой здесь начали росы, и раньше, чем рассчитывал их царь. Один из дубовых великанов принялся во всю деревянную глотку поносить Ларишку грязными венедскими словами. Царица лишь громко сказала мужу:
— Только не вздумай сам биться с этим чучелом. Оно же само не знает, что говорит! Пустим его потом на дрова.
— Верно! Велика честь для него — с царём сражаться, — отозвался Шишок и низко поклонился Ардагасту. — Солнце-Царь! Дозволь выйти поединщиком, постоять за честь твоей царицы и всех росов.
Царский леший давно изнывал от бездействия. Он ведь остался тут потому, что хотел помериться силой с деревянными великанами. Зная это, царь кивнул ему.
Незнаемые дружно покатывались со смеху, глядя, как невзрачный мужичок в сером кафтанишке и лаптях перебирается с островка на островок, шестом нащупывая брод, ещё и вопит:
— Эй, ты, вояка стоеросовый, башка дубовая! Я, Шишок, зову тебя на честный бой!
Вслед за мужичком, воинственно взлаивая, плыл волк, которого многие приняли за собаку.
На берегу поединщика уже ждали два крупных, с медведя, зверя — лиса да заяц. За ними толпились подземные сииртя с копьями.
— А ну, с дороги! Я кого на бой звал?
Сииртя лишь засмеялись: одолей, мол, сначала нас. Шишок с размаху огрел шестом по морде громадного зайца, и тот сразу же отпрыгнул в сторону. Оскалив мощные клыки, на лешего бросилась лиса. Тот отскочил, махнул шестом, и зубы зверя сомкнулись на дереве. В следующий миг лисе стало не до Шишка: Серячок, прыгнув, вцепился ей в шею. Но прежде, чем она успела высвободить зубы из древесины, лешак дёрнул за шест, и зверь свалился с обрыва в реку. Волк и огромная лиса с рычанием и визгом дрались в воде, а на Шишка уже лезли с копьями сииртя. Низкорослый лешак был всё же на голову выше подземных человечков, а шестом орудовал так ловко, что они вскоре расступились перед ним. Тем более, что лез поединщик прямо под громадные дубины сразу двух великанов — соснового и дубового.
Со скрипучим деревянным смехом два исполина молотили по земле толстыми еловыми стволами, но никак не могли вбить в землю юркого противника. А тот, улучив момент, оказался у них за спинами. Скопище замахало оружием, отгоняя его назад. Леший отскочил, прижался к стволу — и вдруг перед глазами незнаемых предстал покрытый серой шерстью остроголовый великан ростом с само дерево.
Кузнец выругался. Как он сразу не сообразил, что потешный нахальный мужичок — леший, да ещё венедский! Здешние-то лешаки рост менять не умеют... А Шишок, не желая нападать сзади, уже снова оказался перед опешившими великанами. Сосновый исполин, скверно бранясь, замахнулся дубиной. Леший перехватил её, вывернул вместе с рукой. Раздался треск, затем — резкий, скрипучий крик. Толстая рука — ветвь — была сломана в запястье. Не давая противнику опомниться, Шишок обхватил его руками. Великан тоже обхватил лешего, прижал к себе. Могучее тело Шишка словно попало в тиски. Живой исполин с силой рванул деревянного. Лопнули кожаные ремни, привязывавшие ноги великана к дереву, и тот стал быстро уменьшаться в росте. Лешак швырнул его наземь, подобрал громадную дубину и двинулся на дубового великана с криком:
— Я тебе слова-то паскудные в глотку вобью! Будешь знать, как нашу царицу лаять!
Две дубины скрестились, и грохот пошёл по лесу, будто гроза бушевала. Шишок приметил, что ель, к которой привязан его враг, — старая, трухлявая. Ухватив свою дубину за оба конца, он прижал оружие противника к дереву и, упёршись ногой в соседний ствол, с силой подался вперёд. Ель треснула и рухнула вместе с великаном. С двух ударов леший разнёс его дубовую голову в щепы и торжествующе загоготал на весь лес. Росы подхватили его крик, потрясая копьями.
И тут, повинуясь взмаху руки Железного Старика, скопище разом бросилось на Шишка. Яростно взревев, тот замахал дубиной. Вокруг лешего возник вихрь. Он валил с ног нападавших, относил прочь их стрелы. Сунувшихся ближе лешак гвоздил дубиной, расшвыривал в стороны, вбивал в землю, в стволы деревьев. Но долго ли он сможет держаться в одиночку против тысяч разъярённых пекельных выходцев? Росы возмущённо шумели, рвались в бой. Где это видано — на поединщика скопом бросаться?
Но отважный лешак был не одинок в бою. Не видимые никому, кроме волхвов, над ним сражались духи, вызванные Корт-Айкой и Зорни-шаманом. Медвежьеголовый змей и нетопыри с волчьими головами норовили вцепиться незримыми клыками в лешего, но их отгоняли огромный орёл с ушастой головой, грифоны и медноклювые гуси. Серячок, уже управившийся с лисой, по мере сил помогал хозяину. Известно ведь: в лесу только волки не боятся охотиться на нечисть.
Ардагаст хотел было позвать лешего назад, но тут сокол-нур доложил, что Сигвульф уже обрушился на незнаемых с тыла. А ведь лешак проделал в их обороне брешь! И Зореславич поднял меч:
— Росы, вперёд! Слава!
И всадники ринулись вброд через Подчерье, туда, где, словно буря, бушевал лешак. Здесь росам уже не угрожали дубины деревянных великанов. Корт-Айка мог бы помешать чарами переправе, но в это время он пытался оглушить Шишка боевыми заклятиями. Тот уже зашатался, однако в следующий миг Вышата обрушил на кузнеца такое заклинание, что тот упал без памяти и пришёл в себя, когда росы и манжары уже ворвались на северный берег. Одни всадники, устремившись в пробитую Шишком брешь, насаживали на копья по несколько нечистых сразу, рубили их длинными мечами, засыпали стрелами. Впереди, круша всё на своём пути, огромными шагами шёл леший. Другие конники, зайдя в тыл великанам и отогнав от них сииртя и других подземных пришельцев, рубили ремни, которыми исполины были привязаны к деревьям. Живые истуканы тут же теряли свой громадный рост и бросались наутёк, кто пешком, кто на зайцах и лисах. Иных сииртя сами отвязывали и убегали вместе с ними.
До мысленного слуха Корт-Айки доходили всё нараставшие волны страха и отчаяния, зовы о помощи. Он знал, что его огромное войско неудержимо превращается в перепуганное стадо, которое железные всадники с юга гонят и режут, словно волки. Он понимал, что после поражения ему не будет места ни в земном, ни в подземном мире. Люди его не простят, а незнаемые не пощадят приведшего их на гибель. И кузнец воззвал:
— Зову тебя, Войпель, владыка северного ветра, владыка холода и смерти! Приди со снежной вершины Тельпосиза, смети воинов Солнца, чужаков с юга! Помоги нам, идущим с севера, из подземной тьмы!