Ардагаст и Братство Тьмы
Шрифт:
— Воины Солнца! Прекратите бой. Пусть они уйдут навсегда туда, откуда пришли. Они незнаемые, но всё же люди. Им нелегко жилось там, под землёй, среди неведомых вам зверей и чудовищ. Тебе же, кузнец Громобой, там не место. Если ты выучишь их ковать железо, они натворят ещё больше зла. Ты рождён в этом мире, и пусть тебя судят его люди.
Всадница указала мечом на восток, и незнаемые потянулись туда, шагая по трупам своих сородичей, запрудившим Подчерье. Кузнец мысленно позвал жену, сыновей, Яг-морта. Никто не откликнулся. Значит, все уже у Чернобога. Нет, отозвался самый
Кузнец спешился, привалился спиной к скале, сжимая меч и палицу, красные от крови. Воины окружили его тесным полукольцом. Всеслав-дрегович покачал годовой:
— Эй, Громобой! У нас про тебя песни поют: как поднял ты людей на злого хозяина Чёртова леса. И будто куёшь ты теперь у Сварога на небе. Но ещё вернёшься...
Седовласый кузнец встрепенулся, глаза его засветились надеждой.
— А если и впрямь вернусь? Я ведь ковать с тех пор ещё лучше стал, здесь любой вам скажет...
— Вернуться? — зловеще оскалился Кудым-Медведь. — Попробуй пройди туда через пермяцкие земли, Корт-Айка!
— Так попробуйте здесь убить Железного Старика!
Пермяки разом бросились на ненавистного разбойника. Перя с Кудымом выбили у него из рук оружие. Но ни мечи, ни копья, ни палицы даже не ранили его, всякий раз натыкаясь на незримую преграду. Кузнец горько рассмеялся:
— Заклятие неуязвимости. Сам составил. — Взгляд его померк, голова опустилась. — Устал я. От жизни устал... Чтобы снять заклятие, нужно мой шаманский пояс разрубить.
Кудым взмахнул мечом, но клинок снова уткнулся в колдовскую преграду. Корт-Айка осклабился зло и тоскливо. Даже вечная игра со смертью перестала его радовать. Ударил мечом Лунг-отыр. Молния вспыхнула вдоль лезвия, и колдовской пояс, увешанный амулетами, распался. Манжар вонзил клинок в сердце кузнеца. Тот, словно не чувствуя боли, облегчённо вздохнул и осел наземь. Отыр наклонился, сгрёб в кулак его длинные седые волосы, привычно и умело провёл акинаком вокруг головы и с торжествующим видом поднял окровавленный скальп.
Перя задумчиво шёл по тайге, усеянной трупами. Вдруг его взгляд привлекла молодая женщина. Её красивое сильное тело было прикрыто лишь длинными волосами да ещё шерстью, густо покрывавшей его ниже пупка. Женщина, пытавшаяся выбраться из-под мёртвой лошади, с испугом взглянула на непобедимого вождя пермяков. Оружия у неё не было. Перя одной рукой приподнял за ногу конский труп. Женщина выбралась из-под него, удивлённым взглядом окинула могучего воина с кудрявой бородой, не торопившегося ни убивать, ни насиловать её, потом со всех ног бросилась в чащу.
— На лешачку твою, верно, похожа? — спросил подошедший Кудым.
Перя ничего не ответил. Свою первую жену он отнял у побеждённого им лешего. Привёл в отцовский дом, не давал обижать, терпел насмешки родичей. А потом сам убил, когда оказалось, что лешачка и среди людей сохранила повадки нечисти. Любила, например, человеческое мясо.
Внезапно рядом с лицом Пери просвистел и вонзился в дерево кремнёвый нож. Пермяк оглянулся, схватился за меч. Под елью скорчился израненный безголовец. Ноги его были перебиты, одна рука отрублена и наскоро перетянута жгутом. Плюясь кровью, он выкрикнул несколько слов и затих навсегда. Слова те были злой, грязной бранью, понятной всем пермякам. А ещё было среди них слово «арья».
— Это — наши родичи. И мы могли бы сейчас быть такими, если бы ваши предки не покорились арьям, — тихо сказал Кудым.
— Сарматы — потомки арьев. Что же мы, зря защищаем племя от сарматов? — почесал бороду в раздумье Перя. — А тех за что арьи загнали под землю?
— Верно, было за что, если арьев вёл сам Солнечный Всадник, что бережёт справедливость в этом мире. Наши предки научились от арьев сеять хлеб, разводить скотину, узнали Огненную Правду. А сарматы... Был бы среди их царей хоть один такой, как Ардагаст! А то ведь только и умеют что грабить да хлебать вино и кумыс после набегов...
— Да хоть бы арьи и зря обидели предков этих незнаемых! Что же, за это всем людям мстить? Забыли небось, какие арьи из себя были. Одну только злобу сберегли.
— Свобода — великое благо. Но стоит ли ради неё терять человеческий облик? — проговорил с ветки Аристей.
У расщелины в скале над бурным Щугором сидела с унылым лицом простоволосая крючконосая старуха в тёмной одежде. Рядом на камне устроилась девушка с распущенными светлыми волосами, в белом коротком кафтане и штанах, заправленных в сапожки, с луком и колчаном через плечо. Беззаботно посмеиваясь, девушка подтачивала стрелы точилом в серебряной оковке.
— Хороши родичи, — ворчала старая женщина. — Набросились скопом на старуху: и сестрица моя Лада, и дядя твой Даждьбог, ещё и ты, Девана.
— Я? — Девушка подняла на неё невинный взгляд. — Я же не богиня войны, как ты, тётушка. Моё дело — охота, леса, зверушки... И вообще никто из нас тебя тут не трогал — ни старую, ни молодую, ни зрелую. Это же были наши образы из света. Ведь ты, тётушка, света не любишь, даже лунного.
— Образы? По-твоему, я, старая ведьма, морока распознать не могу?
— Ну, мы ведь в своих образах всегда хоть немножко, а воплощаемся. Если, например, тебя, тётя, на доске нарисуют, чтобы молиться. Или — плеваться...
— Всё смеётесь, молодые... А того не понимаете, что сейчас позволили смертным над богиней глумиться. Это уж не вы, они мне мешок какой-то дряни на голову высыпали. А среди них два грека есть. Раззвонят по всему югу, как одолели ужасную Артемиду-Гекату, Диану трёхликую... тебя то есть, — ехидно прищурилась старуха.
— Ну уж нет! Диана, Артемида — это я. А Геката, владычица теней — ты. Вот и забери себе всякую нечисть ночную. А у нас с прадедом Велесом люди ночью света просят. Недаром твои ведьмы норовят месяц с неба украсть, чтобы их злым чарам не мешал... И как ты додумалась незнаемых выпустить? Ладно, сейчас осень, солнца не видно, а летом, даже весной они были бы как слепые котята.