Ардагаст и Братство Тьмы
Шрифт:
А на верхушках двух вековых елей сидели два больших златоклювых ворона: Аристей и обернувшийся птицей Або. Между ними, преграждая путь ветру, засветилась золотистая завеса. Ветер нёсся не прямо с севера, а с востока, и многоопытные солнечные шаманы надеялись удержать его вдвоём.
А с севера приближалась на золотых крыльях другая злая сила — горгона, средняя из трёх. Воины уже видели её беспощадный лик, увенчанный клубком змей. Тела и души цепенели от холода и страха. Испуганно всхлипывали молодые амазонки. Ардагунда прикрикнула на них:
— Не хныкать, девчонки! Мужчины на вас смотрят! А кто побежит — именем богини прокляну... и высеку!
Меланиппа тряхнула чёрными кудряшками:
— Холодно
Негнущимися пальцами гусляр провёл по струнам и почувствовал, как вливается в руки привычная добрая весёлая сила — от прадеда Велеса. Вот он, вырезанный на коробе, под струнами, — луннорогий, на троне, с гуслями в руках, и внимают его игре птицы, олени, львы... Всё громче, уверенней зазвучала венедская плясовая. Соскочили с коней пермяки, амазонки, манжары, заплясали кто во что горазд. Выделывали немыслимые коленца даже оборотни — туры и волки, кто на четырёх ногах, кто на двух. Меланиппа вовсю вертела, взяв за лапы, Волха — Седого Волка. Огромный индиец выбивал ногами дробь перед Ардагундой.
Потом зазвучала воинственная мелодия древнего танца арьев, и воители пошли вприсядку, потрясая мечами, копьями, секирами. Звеня секирой о меч, вихрем носилась с развевающимися золотыми волосами царица амазонок. Оторопело глядели на всё это незнаемые и не смели напасть. Таёжные разбойники и бесы только качали головами. Они-то мнили себя храбрее всех в лесу... И откуда взялись такие люди, что перед самым грозным богом не отступают, на самую страшную богиню и не смотрят, ещё и пляшут в такой час?
Богиня в ярости сжимала медные кулаки. Древний танец, посвящённый Митре-Солнцу, ослаблял смертоносную силу её взгляда. Ни пляшущим воинам, ни воронам-шаманам словно и не было до неё дела! Неизвестно, какие страшные чары обрушила бы она в злобе и досаде на людей, но тут с запада подлетела золотистая утка. В когтях у неё было парфянское серебряное блюдо с царём-всадником. Старая Потось не вмешивалась в схватку мужчин с грозовым коршуном, но теперь настало время женских чар. Ардагунда воздела руки, и они засияли ярким светом. Отражённый блюдом луч света, в котором золотое сияние смешивалось, играя, с серебристым, устремился к горгоне. А вдоль него поскакал всадник на златогривом коне, с грозно поднятым мечом. Рядом с его головой летели, ослепительно сияя, два маленьких светила — солнце и луна. Их некогда вырезал на блюде мудрый Бурморт.
— Мир-сусне-хум! — в восторге закричали манжары.
— Шунда! Даждьбог-Хорс! — вторили им пермяки, нуры, амазонки.
Горгона бросила на людей ещё один злобный, леденивший душу взгляд и умчалась на север, гонимая Солнечным Всадником.
А рядом в небе шла ещё более суровая и опасная битва. Золотистая завеса, созданная двумя шаманами, трепетала под натиском ветра. Обрушься на неё сам седовласый бог с палицей — тонкая магическая преграда не выдержала бы. Но вокруг великана вились три могучих воина, казавшиеся рядом с ним не больше годовалых младенцев. Они с трудом уходили от страшных ударов палицы, способной сокрушить земляного быка. Поднятый ею вихрь заставлял их кувыркаться, падать, относил далеко в сторону, но они снова и снова осыпали бога пучками молний. Палица его уже обуглилась и потрескалась, белый плащ и красный кафтан были усеяны обгорелыми дырами. Старый бог всё больше уставал, но нелегко было и его врагам, особенно Лунг-отыру. Воину-шаману приходилось защищать не только себя, но и обоих пермяков от чар Яг-морта и Сизью. Дикий человек колдовал с земли, а ведьма летала в облике совы и науськивала на бойцов своих духов — уродливых остро-, ухих птиц.
Наконец манжару удалось, пока пермяки отвлекали Владыку Ветров, подлететь к самой его руке и ударить грозовыми клинками в палицу у самой рукояти. Огромная дубина была перерублена. Один её обломок выпал из обожжённой руки бога, второй полетел вниз, переломал несколько елей и вбил в землю полдюжины незнаемых. Великан, яростно воя, принялся отбиваться от троих воителей кулаками. С земли это выглядело вовсе смешно, и росы с пермяками непочтительно хохотали.
В этот миг утка-Потось, далеко отогнав горгону, направила блюдо в сторону бога. Солнечный Всадник летел по серебристо-золотому лучу прямо на седого исполина, и никакой ветер не мог остановить этого полёта. Наперерез всаднику бросилась сова-Сизью. Самые древние, самые тёмные свои чары, сохранённые сотнями поколений лесных ведьм со времён зверобогов, употребила она, чтобы остановить воина Света. Чёрная туча окутала его, но вмиг развеялась под ударом золотого меча. Обгорелый труп колдуньи ударился оземь безобразной смесью человеческих и птичьих костей, обугленного мяса, перьев и волос.
А обессилевший Повелитель Ветров, не выдержав ослепительного света, прикрыл глаза рукой и вдруг развернулся и понёсся во весь дух обратно к Тельпосизу, засыпая снегом тайгу. Вслед ему летел молодецкий свист росов.
Под приветственные крики воинов три князя опустились с неба в сёдла. Вишвамитра взмахнул двуручным мечом, и его конники устремились на полчище Яг-морта. Что теперь была им, увидевшим поражение бога и богини, какая-то лесная и подземная нечисть! А незнаемые, совсем упав духом, бежали, словно испуганное стадо, туда, где река Подчерье выходила из Иджид-пармы. Громко вопя и давя друг друга, рвались они через ущелье на восток. Яг-морт теперь пытался лишь задержать врага, прикрывая бегство своих. В его рёве и вое не было уже ничего человеческого. Махая во все стороны окровавленным стволом, он крушил коней и всадников, думая только о том, чтобы убить напоследок побольше ненавистных ему людей.
Вдруг прямо перед ним оказался Лунг-отыр. Дикий человек взмахнул стволом, стремясь вбить манжара в землю. Но полыхавший грозовым пламенем клинок разнёс дубину в щепки. Яг-морт отлетел назад, вскочил, готовый ринуться на отыра с голыми руками. Но тут несколько копий сразу пригвоздили его к скале. Вопреки обычаям, дружинники-пермяки вмешались в поединок вождей. Слишком ненавистен был людям пармы воплощённый ужас тайги — убийца, насильник и колдун. Человек-зверь руками вцепился в копья, ломая древки. Но меч манжара вонзился ему в горло.
— Эй, не портьте ему больше шкуру! Она принадлежит Лунг-отыру, нашему другу, — сказал Перя.
Труднее всего пришлось главному отряду — дружинам Ардагаста и Зорни-отыра — возле устья Подчерья. На них летела самая старая и сильная из трёх богинь. Волхвы первыми заметили духовным зрением её приближение. Вышата оборотился белым кречетом, Зорни-шаман — рыжим гусем. Вспорхнув на верхушки двух высоких елей, они воздвигли золотистую магическую завесу. Она могла задержать горгону и ослабить силу её взгляда, но ненадолго.
А богиня уже появилась над деревьями. Воины ясно, словно совсем рядом с собой, видели её лицо — морщинистое, полное холодной ехидной злобы. Волосы-змеи были сплошь белые или пепельно-серые. Между торчавшими изо рта выщербленными кабаньими клыками, дразнясь, высовывался язык. Бледно-голубые глаза ледяными иглами впивались в душу, медленно убивали силу и волю к борьбе. «Попались, воины, — словно говорило это злорадное старческое лицо. — Кончились ваши подвиги. Край света искали? Для вас он здесь будет». Тонкая волшебная преграда колебалась, словно под порывами ветра, местами лопалась. Бесполезно было отводить взгляд: лицо горгоны всё равно стояло перед глазами.