Ардагаст и Братство Тьмы
Шрифт:
— А я шрама и не запомнил. Одни глаза и лицо. О, Зевс, как оно было страшно... и прекрасно! — воскликнул Харикл.
— Только не мни себя Персеем. Если бы не Милана с её блюдом...
— Персей бы тоже не победил без зеркального щита Афины и алмазного серпа Гермеса...
— И без мужества! А оно у тебя есть, клянусь Гераклом! — хлопнул бронзовщика по плечу Хилиарх.
Собрав по тайге тела своих погибших, росы и их союзники справили тризну у устья Подчерья. Снова показывали своё воинское умение пермяки, росы, манжары. Даже мирные печорцы порадовали всех меткой стрельбой
— До свидания, царь Ардагаст! — тепло сказал Кудым. — Ты пришёл — словно солнце заглянул в глухую, тёмную парму. Возвращайся с золотой стрелой! А мы, князья, должны стеречь землю коми. Неведомо, куда подались проклятые Медведичи со своей шайкой и кого ещё вокруг себя соберут... Вот видишь, ты и твои росы мне теперь дороже родичей... таких вот!
— Ничего! Вот хоть Медведичи, да наши! — бодро воскликнул Шишок.
— А я бы пошёл с тобой хоть до самого Белого острова! — мечтательно вздохнул Перя. — Только как подумаю, что эти уроды могут сделать с Арвантой, с детьми... Эх, было бы здесь такое сильное царство, как у тебя, не боялись бы мы ни незнаемых, ни сарматов!
— Сильное царство у Фарзоя. А я — только его подручный царь.
— Да ты достоин стать царём всей Сарматии, всей Скифии, от Бактрии до Ледяного моря! — с жаром воскликнул Перя.
— Боюсь, я до этого не доживу, — улыбнулся Зореславич.
— Если не ты, так кто-нибудь из твоих потомков станет великим царём. И если он придёт в нашу землю, то мои потомки — хоть князьями они будут, хоть простыми охотниками — станут ему верно служить. — Перя воздел руки к небу. — Клянусь в том своими предками, медведями и людьми, клянусь светлым Шундой и великим Еном!
Царь росов без слов трижды обнялся с Перей, затем с Кудымом.
Глядя на уходящую вверх по Печоре, в лесную даль рать пермяков, Ларишка вздохнула:
— Перя уходит к Арванте, к детям, а мы... Ядыгар, Санаг, Кудым с Перей — все в своих землях остались. Только мы одни идём на край света за солнечной стрелой.
Ардагаст обнял жену за плечи:
— Вот почему мы и должны добывать стрелу для всех и за всех, что у нас есть такое царство, где нашим детям ничего не грозит, пока мы воюем так далеко от дома.
— Да, первые годы, пока я сидела с детьми, зимой бывали набеги и мне приходилось браться за меч. А с тех пор как я снова стала ездить с тобой в полюдье — ни одного набега. И в Чаше недавно смотрели: дома всё тихо. А всё равно тревожусь. В полюдье всё привычно, даже опасности. Своя земля, свои люди... А тут идём по чужим неведомым местам. На Днепре о них разве только волхвы знают.
— Почему по чужим? По своим! — беззаботно тряхнул волосами Ардагаст. — От Тихого Танаиса до Печоры все племена нас как своих принимают, лучших воинов в дружину дают. Вот и теперь немало пермяков с нами осталось, даже печорцы просятся, хотя верхом ездить не умеют.
— А ведь верно! — враз повеселела Ларишка. — Какие хорошие люди все эти лесовики: добрые, мирные... И вовсе не трусы, хоть и нет у них такой лихости, как у нас, степняков.
— Ох и степняки из нас с тобой! — усмехнулся Зореславич. — Я в лесу вырос, ты — в Бактрии. А в степи — все проездом. Нет, для таких, как мы, родная земля — вся Великая Скифия.
— Греки говорят: для мудрого родной город — весь мир.
— Это любят повторять те мудрецы, что служат кесарю и Риму. Нет! В городах хорошо гостить, но чтобы я пустил на Тясмин, на Рось их мытарей, легионеров, торговцев рабами... Не зря Хилиарх бежал оттуда, а ведь он никогда не был рабом. Пусть соберут все свои золотые авреусы — я им не отдам золотой стрелы!
— Сначала нужно её добыть. Я боюсь не того, что мы погибнем в пути, а того, что Ардафарну, когда вырастет, придётся снова идти на север — чтобы отомстить за нас, вернуть Огненную Чашу и найти стрелу.
— Значит, нельзя нам погибать. Какой же я буду избранник богов, если Чаши не сберегу и стрелы не добуду? Ничего! Вернёмся, как обещал, к Святкам. И придёт к нам в царский дом колядовать вся русальная дружина. А потом пойдём к пещере, где лежат Секира и Плуг. Эх! Куда только забираться приходится, чтобы искупить глупость предков... Ничего! — повторил царь. — До Ледяного моря совсем немного осталось.
— Не забудь только ножик Ардафарна оставить на Священном острове вместо стрелы.
Шайка Медведичей наблюдала из чащи за дружиной пермяков.
— Потрепать бы их ночью... Они обета дурацкого не давали, много золота и каменьев поснимали с незнаемых. Заодно помянем наших человечинкой, — хищно облизнулся Бурмила.
— Потрепать не мешает, — поддержала Лаума. — Больно они разбогатели. Я сорокой подслушала: Перя похвалялся заплатить хорезмийцам, чтобы привезли из самой Ханьской земли шёлковых нитей, а он-де такую сеть сделает — ни одна птица не порвёт.
— Как бы нас самих вконец не растрепали, — покачал головой Шумила. — Нет, нам на север — вслед за Ардагастом. Он там с Андаком непременно схватится, а мы добьём того, кто уцелеет. Говорят ещё, ненцы какие-то в те места с набегом пришли, а с ними — могучий чёрный шаман. С ним бы договориться...
— Было бы зачем туда забираться, — проворчал Бурмила. — Там, на севере, лес кончается, а дальше тундра какая-то — говорят, вроде степи. А дальше и вовсе Ледяное море. Что мы, белые медведи — на льдинах плавать? Пропадём ни за греческий обол, и не узнает никто на Днепре про наши подвиги славные...
— А ведь верно! — потёр лоб Шумила. — Мы же защитники леса. На что нам тундра, море? Ты, братец, иногда умные вещи говоришь.
— И на что было лезть в такую даль? — продолжил Бурмила. — Чего мы тут не видели — ёлок или сосен? Пусть сарматы так далеко от своей земли забираются.
— Было бы для кого стараться, — подхватила Лаума. — Сколько племён прошли — одни трусы да дураки беспросветные. Ни отеческих обычаев не берегут, ни воли. Ложатся под росов, как... — И ведьма добавила такие слова, какими у венедов даже мужики при бабах не лаются.