Ардагаст и его враги
Шрифт:
– - Темны твои речи, ведьма, - возразил вдруг седой воин.
– В Янтарном Доме чтут не Хель со Змеем, а Ладу-Фрейю, лучшую из ванов. А конунг росов владеет Огненной Чашей Бальдра. Мы сами уподобимся полчищам Хель, а не воинам Одина. И чем нас покарают Бальдр, Фрейя и ее брат, солнечный Фрейр? Неурожаем? А с кем будет Один?
– - Это слова благородного Эвриха из рода Балтов или мужика, трясущегося за урожай?
– презрительно бросил Бериг. А пророчица изрекла:
– - Бальдр слишком свят для этого мира. Ваны трусливы и распутны. А Отец Битв - с теми, кто не коснеет в мире. Хлеб не уродит? Найдем, у кого отобрать.
– -
– рявкнул Полутролль.
– - Венея с ее любовником Палемоном - вот враги Одина! Учат все племена поменьше воевать, а на защиту себе позвали сарматов, - злобно сказала ведьма.
– - Кто здесь боится кары богов, сарматских копий или огненных чаш, пусть остается дома. Авось умрет на тюфяке с соломой и попадет в Хель, - отчеканил, глядя на Эвриха, конунг.
– А наш путь - в Валгаллу!
– - В Валгаллу!
– разом подхватили готы. Десятки клинков вылетели из ножен и простерлись к идолам и стоявшей перед ними пророчице.
– - Я не ищу "соломенной смерти" и первый пойду в поход. Но пусть Эрменгильда скажет, что это за римлянин гостит у нее? Не он ли толкает нас на войну?
– сказал Эврих.
Из темноты выступил Эпифан. Вместо солдатского плаща на нем был черный, расшитый магическими знаками.
– - Я Эпифан, сын конунга, воин и чародей. Я послан к вам Нероном, великим конунгом римлян, которого Один вернул из Хель, чтобы народы не коснели в мире. Когда Нерон Меднобородый вернет себе трон, он начнет великие войны. Вас, непобедимых готов, он хочет видеть в этих войнах своими друзьями и союзниками. А в знак дружбы посылает меня. Мы с Эрменгильдой создадим могучего дракона, и перед ним не устоят никакие солнечные чаши.
Готы одобрительно зашумели. Они знали: для своих друзей и союзников римляне не жалеют золотых и серебряных монет.
Эврих тяжело взглянул на конунга и медленно произнес:
– - Кто-то тут усомнился в моей храбрости...
– - Желаешь поединка?
– - Нет. Права раньше тебя сойти с корабля на Янтарном берегу и первым вступить в бой.
– - Ты заслужил это, Эврих Балта.
Росы и ятвяги шли на север до Преголы, затем, ее правым берегом - на запад. После Ручанской битвы на их сторону встали надравы, жившие севернее ятвягов, а князь надравов Склодо с дружиной присоединился к походу. Побраво, князь самбов и главный охранитель Янтарного Дома, известил, что готов защитить святыню вместе с воинами Солнца и ждет их в своем стольном городке Драугаскалнисе - Дружном. И вот союзная рать расположилась на отдых у озера возле окраинного самбийского городка. Все. Последний мирный вечер перед грозной битвой. Все уже знали, что ополчение натангов и их западных соседей вармов идет по зову Аллепсиса разорять дом Лады вместе с прочей разбойной ратью, собранной Медведичами. Знали и то, что лютичи обещали помочь своей ладейной ратью против готских драккаров, уже готовых к походу.
Но и в этот вечер собирались сплясать, повеселиться, выгнать русалок из пущи в поля гостеприимных самбов. Дадут боги - не вытопчет враг этих хлебов, не сожжет, и будут еще хозяева праздновать богатые обжинки и поминать тех, кто и перед славной гибелью позаботился о святом хлебе - божьих воинов с Днепра. А пока что дружинники ужинали у костров и вели разговоры о том, что вскоре предстояло. Особенно же - о берсерках, страшных и загадочных воинах-зверях. Оборотни-нуры были всем привычны: люди как люди, только лес знают лучше любого лесовика. А нравом мирные, как и все венеды. И в волчьем обличье чужого теленка, курицы зря не утащат, не то что там взять и человека загрызть. А эти - не поймешь: люди, звери или бесы.
– - Берсерк даже в человечьем обличье лют и силен, как медведь. Куда там Медведичам да их разбойникам в крашеных шкурах... И, говорят, никакое оружие их не берет, разве только заговоренное.
– - Литвины рассказывали: страшная сеча была с готами, и только двенадцать берсерков Бериговых вышли из боя без единой царапины. Потому и не носят они никаких доспехов, а щиты бросают, а то и мечи. И бьются дубьем или голыми руками, пока вовсе медведями не оборотятся.
– - Да нет, можно берсерка ранить даже и смертельно. Только он раны все равно не почует до самого конца битвы, и не ослабеет.
– - Так надо бить его не железом, а дубиной, или камнем, или еще чем таким, чего воин в руки не берет
– - Говорят еще, бес в нем. проклятом, сидит и велит боя искать или хоть драки, да не как на Масленицу, а насмерть.
– - Эх, да никто толком не знает! Ардагаст, и тот с берсерками дела не имел. А Сигвульф только мальцом издалека видел.
К костру подошел неслышным волчьим шагом Лютомир. Лютичу тут же уступили место, поднесли крынку пива и пирог с гусятиной. Оборотень усмехнулся в вислые усы, понимающе кивнул, и, прихлебывая пиво, не спеша заговорил:
– - Мы, вильцы, с берсерками всю жизнь воюем. Страшен берсерк с виду: ревет, губы в пене, щит грызет... В этом и сила его - в твоем страхе! Испугаешься - тогда оружие и впрямь не поможет: забудешь, как рубиться. А что его ранить нельзя - врут с перепугу же. Не голый он бьется - в медвежьей шкуре, а ее не всяким ударом прорубишь.
– - Так ведь литвины говорили: бьешь берсерка мечом или копьем в голую грудь, а он будто в кольчуге невидимой.
– - Та кольчуга - его мышцы. Умеет он их так напрячь.
– - Ух ты! А вы, серые воины, умеете?
– спросил молодой полянин.
– - Нет. У нас, волков, другое: напасть, отскочить, извернуться. Все быстро, легко, ловко. А не грудью напролом.
– - А как делаются берсерками? Неужели нет среди венедов настоящих воинов-медведей? И выучиться не у кого? Я не про Шумилу с Бурмилой, понятно, - глаза полянина так и горели любопытством.
Лютомир обвел внимательным взглядом сгрудившихся вокруг костра дружинников и твердо сказал:
– - А от этого пусть хранят вас все светлые боги. Колдун вселяет в человека душу убитого медведя. Или человеческую душу калечит чарами. Вот и получается урод: ни человек, ни медведь, а хуже их обоих. Из берсерка медведь так и рвется, и добро бы только в бою. И не простой медведь, а злой, разъяренный.
– - И верно. Медведь, он добрый, если его не разозлить. Опять же - священный зверь Перунов, - сказал кто-то.
– - В этом бешенстве - и сила, и слабость берсерка, - продолжил Лютомир.
– Даже зверь не может без конца беситься. После боя нападает на берсерка "берсеркское бессилие". Вот тогда его можно голыми руками взять. Может и сам умереть от слабости. Это мы, волки, устали не знаем. А "невидимая кольчуга"... Она хороша против плохой стали. Такие, видно, кузнецы у ваших литвинов.