Ардагаст и его враги
Шрифт:
Битва на берегу еще кипела, когда с севера подошел еще один корабль. Его корма и нос одинаково загибались кверху и были увенчаны драконьими головами. Зеленые водоросли обильно покрывали борта, свисали с мачты и рей. Мачту увенчивал большой круглый щит, красный, как заходящее солнце. На щите чернел крест с загнутыми в одну сторону концами. Такие же щиты, только поменьше, висели вдоль бортов. Из-за них выглядывали воины без шлемов, с бронзовыми топорами и копьями. Высокий чернобородый вождь в рогатом шлеме стоял на носу, и в руках его сияли золотистым огнем бронзовый меч и бронзовая секира. Корабль казался бы призраком, если бы не мерный плеск весел.
Сердце Сигвульфа дрогнуло - впервые в этом бою. Не Нагльфари ли это, корабль мертвецов, плывущих на последнюю битву с живыми и богами? Не сам ли Локи, вырвавшийся из преисподней, на его носу? Похоже, Рагнарек все же начался. Что ж, он, Сигвульф, Волк Победы, знает свое место в этой битве. Или губитель солнечного Бальдра решил попробовать силу? Так сегодня он отучится пробовать ее на росах, народе Солнца, и их друзьях!
А мертвецы уже спрыгивали с корабля и вслед за своим чернобородым вождем спешили к берегу, скрываясь за дюнами чуть севернее долины, в которой праздник обернулся битвой. Древняя бронза зловеще пылала в их руках, полная силы Черного Солнца. Не к купальскому ли костру подбираются они?
– - Я остановлю их!
– крикнул Ардагасту Палемон и, развернув дружину, поскакал навстречу неупокоенным. Зореславич с досадой поглядел вслед. Надо бы самому туда с Огненной Чашей, с лучшими дружинниками, что бились за Аркаим. Да вот обложили проклятые готы, как собаки медведя... Либон - маг, может быть, сообразит, как биться с поддонной нежитью.
А из моря уже восстал еще один враг. Слева от драккаров над водой вдруг показались три громадные змеиные головы на длинных шеях. Вот они поднялись выше мачт, и стало видно: три шеи растут из одной. Блестя в лунном свете темной чешуей, огромный змей поплыл к берегу - туда, откуда тропа вела к Росяному городку. Следом за чудовищем направились два драккара. На мачтах развевались знамена гепидов с вороном и змеем.
У костра сразу поняли: это не тот дракон, сотворить которого собрались римлянин с ведьмой. Но чего они тогда ждут? И чего ждет Бериг с отборным войском на драккарах?
Конные жемайты взлетели на гребень дюны.
– - Это упыри. Старайтесь рубить им головы. И берегитесь их оружия. В нем - сила Черного Солнца, - крикнул Палемон, и дружина стаей соколов понеслась с дюны вниз, навстречу уже выстроившимся "свиньей" мертвецам. Белые, как рыбье брюхо, раздувшиеся, они выглядели даже не страшно, а мерзко. Не ревели медведями, вообще не издавали ни звука. Да что они могут со своей могильной бронзой против живых, полных сил воинов и их честной стали? Знали бы, осиновые колья приберегли для таких вояк.
Больше всех вырвался вперед Кунас, самый юный княжич. Вот он, подвиг! Победить не смертных, а чудовищ. Как Геракл или Тезей, как Ардагаст. Такого не выпадало даже героям Рима. Он направил коня прямо на чернобородого конунга мертвых. Взмахнул мечом и... вдруг ощутил в руке непривычную легкость. От стального клинка лучшей римской работы остался лишь оплавленный обломок. Пылающий бронзовый меч перерубил - нет, пережег железный. В следующий миг словно молния ударила в грудь юноше. Пламенеющий бронзовый топор одним ударом рассек и обуглил щит зубровой кожи, прожег кольчугу и вонзился в тело, сжигая и рассекая плоть. Последнее, на что хватило сил у княжича - не вскрикнуть от страшной боли.
А рядом гибли с диким ржанием, криками, бранью кони и люди. Огненная бронза рубила и пронзала их тела легче лучшей римской стали. В ноздри бил запах паленого мяса. Древки могильных копий и секир были тверды, как железо, и мало кому удавалось перерубить их. Столь же трудно было обезглавить мертвецов, мастерски владевших оружием. А раны, даже самые тяжелые, не могли остановить тех, кто и так умер пятнадцать веков назад. С отрубленными руками, рассеченными черепами продолжали они сражаться и губить живых, не издавая ни звука.
Устилая песок трупами, "свинья" упырей неуклонно взбиралась на дюну. Даже боевые заклятия Либона, способные обездвижить или повергнуть в панику живых воинов, оказались бессильны против этих ходячих трупов. Волхвов, стоявших у костра, сенатор на помощь не звал, зная: все их силы поглощены незримым поединком с теми двумя, что сейчас плели сеть заклятий, пытаясь сотворить неодолимое чудовище.
Вот уже рухнул с развороченной грудью конь Либона. Упал без чувств и сам князь: секира вождя мертвецов разрубила его шлем, обожгла волосы и кожу. И тут на гребень дюны с кличем "Слава!" вылетели девять всадников с жезлами и мечами. Мысленный зов Вышаты настиг русальцев почти у самых ворот городка, и они помчались назад, как только колесница въехала туда.
Встретившись с зеленым сиянием жезлов, пылающая бронза вдруг стала гаснуть. Сила жизни, сила добрых трав одолела силу смерти. Под ударами стали бронзовые копья и секиры разлетались бесполезными обломками. Вождь упырей уже занес меч над бесчувственным Либоном, когда Неждан Сарматич одним ударом перерубил бронзовый клинок. Секира чернобородого лишь бессильно скользнула по кольчуге росича, а в следующий миг меч Сагсара, отца Неждана, снес голову предводителя упырей.
Враз лишившись своего нечеловеческого упорства, мертвецы бросились бежать к кораблю, на удивление проворно вскочили на него и принялись грести от берега. Им не нужно было даже разворачивать свое двуносое судно. В это время уцелевшие воины Эвриха тоже бежали к драккарам, преследуемые росскими всадниками. Иные росы прыгали с коней на палубы судов и рубились там с готами. Другие стаскивали врагов с кораблей арканами.
Заметив бегство корабля мертвецов, Ардагаст направил на него Огненную Чашу. Настигнутый золотым лучом, зловещий двуглавый драккар запылал, весь охваченный черно-красным пламенем. И тут вдруг вода вокруг него забурлила, закипела, поднялась столбом. Столб светился изнутри, переливался красным и черным. Потом неожиданно разделился надвое, и каждый из двух новых столбов стал загибаться вниз, приобретая очертания звериной головы.
Только теперь Вышате стало ясно, зачем Эпифан с Эрменгильдой вызвали корабль мертвецов. Именно против него и должен был, по их замыслу, Ардагаст применить Колаксаеву Чашу. Огонь двух солнц - небесного и подземного - соединился с водой моря - обители Змея Глубин - и породил невиданного дракона. И высадившиеся готы, и злосчастные упыри лишь выманивали на берег Солце-Царя с его Чашей. А лучше воины Берига ждали своего часа на драккарах. Все это понял и Ардагаст. Но теперь ни Огненная Чаша, ни заклятия Вышаты и волхвинь не могли уже остановить сотворение дракона.