Арес
Шрифт:
Антипов работал споро, стараясь не думать о том, что делает, чтобы не портить деталь. Он решил не уделять особого внимания туловищу и конечностям, а сосредоточиться целиком на лице. Пусть это будет просто удачное изображение по пояс! Если все получится и Арес одобрит результат, то статую можно будет взять с собой, и нужда в посещениях полянки отпадет. Все-таки не очень удобно каждый раз сюда бегать. Особенно во время так называемой болезни.
Виктор точными быстрыми движениями высекал лицо. Ему казалось, что он делает это как настоящий профессионал. Нос получился очень даже неплохим, щеки и лоб – еще лучше, а скулы были просто похожи на аресовские.
«Да-с, господин Петров-Водкин, а я ведь, пожалуй, гениален, – думал, радуясь, Виктор. – Кто бы мог сказать, что из меня получится такой отличный скульптор? А как я работаю топором! Просто любо-дорого посмотреть. Что ни удар – все в точку! Снимаю ровно столько, сколько нужно. Не больше и не меньше. Вот где проявляется настоящий дар. Арес правильно сделал, что доверил мне эту непростую работу».
Через некоторое время Антипов отступил немного назад и оглядел продукт. На него смотрела деревянная статуя с узким лицом, длинным носом, выступами над щеками, запавшими глазами и ушами, достигающими шеи. Скульптура была похожа больше на истуканов острова Пасхи, чем на Ареса, но Виктор, гордый собой, предпочитал видеть лишь хорошее. Его первый блин не вышел комом. А он действительно создал нечто. Разве это не повод для гордости?
Когда любой художник начинает свой творческий путь, он, как правило, преисполнен веры в себя. Все, что выходит из-под его кисти, вызывает восторг. Восторг самого художника, естественно, а иногда родственников, близких друзей и подчиненных. Начинающие творцы, даже самые умные из них, по какой-то загадочной причине начисто лишены самокритики. Критика приходит потом. Чаще всего со стороны, заставляя творца воспитывать собственную, если, конечно, он хочет действительно преуспеть.
Находясь в приподнятом настроении, Виктор потащил работу на поляну. Он не замечал даже ветвей, царапающих его, – так торопился представить шедевр на суд заказчика.
– Вот, – сказал он, ставя произведение искусства в центр опушки. – Закончил наконец! Ну как?
Арес отозвался тут же.
– Что ты закончил, мой друг? – с любопытством в голосе осведомился он.
– Скульптуру, – пояснил Виктор. – Вот эту.
Повисла пауза. И эта пауза совсем не понравилась чувствительной душе скульптора. С каждой проходящей секундой в сердце бывшего студента закрадывалось какое-то смутное сомнение. Не то в собственной гениальности, не то в том, что он поторопился с демонстрацией. Возможно, стоило подправить волосы или плечи, или еще что-то. Косметически, конечно.
– Ну, – наконец отозвался Арес, – при некотором допущении, это действительно можно назвать скульптурой.
Виктор мгновенно встревожился. Он уже долго общался с богом, чтобы понять, что тот отнюдь не в восторге. Но почему не в восторге? Все ведь, кажется, в порядке. Особенно скулы. Или Антипов поторопился с оценкой собственных способностей? Может быть, он не гениален, а просто очень талантлив? И ему требовалось немного больше времени на работу. Волосы вот точно нужно подправить.
– А что изображает эта… скульптура? – поинтересовался бог войны.
Если есть вопросы, которые могут убивать наповал, то это – один из них. Сердце Виктора учащенно забилось. Что означает этот вопрос? Арес демонстративно не хочет узнавать себя или искренне недоумевает? Интуиция Антипова сработала как надо, подсказав ему, что не всегда нужно отвечать прямо.
– Ну я ведь собирался сделать твое изображение… – уклончиво произнес бывший студент.
– Да, собирался, – подтвердил Арес. – А почему вместо полезного и нужного занятия потратил столько времени на это вот? Кстати, ты до сих пор не сказал мне, что это такое.
Мысли Антипова понеслись вскачь. Конечно, он мог бы просветить собеседника насчет скульптуры, но что-то, какое-то глубокое чувство подсказывало Виктору, что этого делать не следует. Бог войны сейчас в силе, вон как здорово вылечил… а хватит ли у него сил на новое лечение?
– Да так, одна вещица, – задумчиво произнес Виктор, еще раз оглядывая плоды своего труда. У него появилось ощущение, что и скулы-то не особенно похожи. – Безделушка.
– Безделушка? – похоже, Арес искренне недоумевал.
Антипов поймал себя на том, что размышляет о людях. А именно – об одном своем приятеле, который остался в прежнем мире. Тот, человек умный, образованный, достойный во всех отношениях, совершенно не воспринимал насмешек в свой адрес. Не то чтобы не переносил их, а просто не умел замечать. Он был такого высокого мнения о своей персоне, что не представлял себе, как другие могут быть не согласны с ним по этому вопросу. И если бы кто-нибудь попытался объяснить ему суть насмешек, то, пожалуй, натолкнулся бы на грандиозное удивление.
– Знаешь, Арес, я просто хотел потренироваться. Ведь изобразить бога – непросто! Это – ответственный труд. Вот и сделал просто другую скульптуру. Совсем постороннего человека. Да и вообще, чувствую, что сегодня ничего не получится все равно. Пожалуй, завтра-послезавтра еще попробую.
Следующие несколько дней для Виктора прошли довольно однообразно. Кушарь привез его на телеге обратно. Живого, конечно. Что вызвало некоторое удивление стражников у ворот. Антипов был вновь занесен в дом, где его одолели печальные мысли по поводу того, что в течение некоторого времени он сможет перемещаться лишь внутри четырех стен. Но чего не сделаешь ради конспирации?
Затем до бывшего студента через Кушаря начали доходить интересные слухи. Прежде всего Виктор узнал, что господин барон издал любопытный приказ. В нем говорилось о том, что теперь испытания на место дружинника не могут идти подряд для одного и того же кандидата. Кроме того, заведомо больные или травмированные претенденты тоже не имеют права участвовать. Алькерт подошел к делу с педантичностью хорошего чиновника, пытающегося устранить сбой в функционировании бюрократической машины.
Далее Антипову стало известно, что почти все в замке ожидают его гибели. Нет, конечно, не мечтают о ней, а просто ждут как чего-то неизбежного. Однако после того как Виктор их разочаровал, не умерев не только в тот же день, но и на следующий, к ожиданиям стала примешиваться неуверенность. Люди начали поговаривать, что сын лесоруба живуч, как арнеп, и что наверняка выдержал бы еще один бой с десятником, если бы не потерял сознание. Лесоруб сообщил Ролту, что слухи о возможности дополнительного боя докатились и до барона, чем вызвали очередной приступ неописуемого раздражения. Дело дошло до того, что его милость соизволил справиться о здоровье Ролта и, узнав, что ухудшения не наблюдается, чрезвычайно удивился и, похоже, тоже разочаровался. Но здесь Виктор, всегда готовый оказать Алькерту какую-нибудь услугу, ничем не мог помочь.