Арфеев
Шрифт:
— Всё равно это неправильно. Мне тошно на душе от осознания того, что кто-то из-за нас сейчас залезает в долги и берёт кредиты, хотя мы могли поступить по-другому. Мы шикуем, а они детей прокормить не могут!
— Зато мы можем, — Рома взял Женин стакан и освежил горло. — Насрать на других детей. Моя женщина ни в чём не нуждается, и я этим доволен. Если им не хватило мозгов учуять ложь — их проблемы.
— Вы отвратительны. — Маска Жени дала пару трещин, и теперь сквозь неё можно было увидеть удивление, шок и злость. — Нельзя же так поступать. Все литературные произведения, фильмы да бог ещё знает что учат нас быть добрее к окружающим и поступать правильно. Но
— Я не злодей, — Рома попытался сказать это спокойно, но кипящая в венах кровь выдала волнение в его голосе. — Я лишь стараюсь ради своей семьи. Ради своего будущего ребёнка. Я не хочу, чтобы мы покапали продукты в магазине исключительно по акции. Я хочу позволить себе вообще скупить хоть весь магазин, если захочу! — Жене удалось вывести его из себя. Чёрт… Следует успокоиться — эта партия его и только его. — Давай я расскажу тебе про одну вещь. Вероятно, она тебя шокирует, раз ты до сих пор веришь во всякие сказки про чистую совесть и упокоение на небесах. Так вот, я тебе рассказываю, что в природе нет добра и зла. Это придумали люди, чтобы поставить себе хоть какие-то рамки, понимаешь? Отец волчьей семьи, к примеру, охотится и убивает зайчонка. Он приносит его домой, и вся семья радуется, сытно обедает. Можно подумать, это проявление доброты к своей семье. Но с другой стороны, мать зайчонка потеряла сына, члена семьи. А вот это уже, казалось бы, зло. Но всё это лишь абстрактные понятия, нематериальные. Их нельзя потрогать или пощупать. Как те же самые акции, пока ты не снимешь деньги. И мы, Жень, хищники. Мы убиваем слабых, чтобы прокормить своих. В этом нет ничего плохого, такова природа. В голове у хищника и мысли возникать не должно, что он делает жертве больно. Хочешь быть добреньким? Иди жуй травку и жди, когда тебя трахнут.
В кабинете вновь повисла тишина. Где-то вдалеке шумели сканеры, раздавались телефонные звонки, о чём-то оживлённо болтали сотрудники. Это моя империя, подумал Рома. Пусть и маленькая, но построил её я, и я же не дам никому пустить даже маленькую трещину.
— Знаете, — голос Жени будто стал чётче, взяв откуда-то силы, — мне кажется, я понимаю, почему вы так хотите лучшего для своей будущей семьи. Потому что ваши родители о вас совсем не заботились. — Женя увидел, как напряглись мышцы лица босса, и без колебаний продолжил: — Вы не хотите, чтобы ваши сын или дочь росли так же. Это похвально, но…
— Закрой рот. — Этот сукин сын задел его за живое, чего никогда себе не позволял. — О моей семье ни слова. Не забывай, кто из нас подчинённый. — И, не сдержавшись, добавил: — Салага.
Женя молчал, всё ещё держа в руках портфель. Интересно, что ещё там припрятано? Отчёты за все года? Копии договоров? Или какая-нибудь подобная хрень? Да пусть там будет хоть РПГ, он ничему не удивится.
— Вы слишком высоко взлетели, Роман Алексеевич. И больно ударитесь, когда упадёте. Мне кажется, этот самый момент настал.
Женя открыл портфель и, вытащив всё необходимое, поставил его на пол. Положил перед собой несколько документов, один из которых развернул к Роме, положив рядом ручку. На самом верху документа красовалось слово ДОГОВОР.
— Я предлагаю вам сделку, босс. Вернее будет сказать — бывший босс. Я уже вижу по вашим глазам, что вы понимаете, о чём речь. Аня оказалась права — кто-то должен вас остановить. Скольких людей я уберегу от обмана и сколько сохраню у них денег, остановив вас. Я бы мог переубедить вас, но такие как вы не меняются. Вы слишком сильны для того, чтобы сломаться и собрать себя
Рома смотрел на него с нарастающим страхом, хоть и успешно скрывал его. Он недооценил своего подчинённого. Считал, что тот ещё слишком мал для больших игр, и позволил ему подойти близко.
Слишком близко.
— Я хочу от ват только одного. Чтобы вы подписали этот договор. После вы покинете компанию, а я стану главой и совершу революцию.
Вот говнюк.
— Ты охренел, что ли? — Рома не верил собственным ушам, будто они обманывали его, как и глаза, показывающие не вечно весёлого помощника-мальчишку, а серьёзного мужчину, вступившего в бой. — Ты хочешь, чтобы я переписал на тебя всю компанию?
Женя лишь самодовольно улыбнулся.
— Да.
Вот так, приехали. Ваша остановка, сэр! Создали компанию с нуля, а теперь выходите, проваливайте отсюда! Это не ваш заместитель слишком наивный. Это вы слишком наивный! Вы доверились ему и позволили быть достаточно близко, чтобы нанести такой подлый удар. Стареете, мистер. Теряете бдительность. Теперь расплачивайтесь за свои ошибки: ученик занёс лезвие над вашим горлом, которое наточили ему именно вы.
— Для чего тебе это? А, Жень? Ну подпишу я, и что дальше? Ты держался на плаву только благодаря мне. Один ты не справишься.
— Я не один. — Взгляд его глаз пропитался сталью, убрав оттуда всякую мягкость. — У меня есть Аня. У меня есть мать. Любящая своего сына мать. И есть отец.
Рома чувствовал, как грозит вырваться из вен кровь. Он напоминал готовый в любой момент взорваться бойлер, который вот-вот следовало потушить. Но вот тушить было некому. Рядом не было ни Насти, ни Марии (сейчас бы он с удовольствием выпустил в неё гнев, прижавшись всем телом к горячей, чужой, ещё неизведанной коже).
Но рядом был коньяк. Хороший армянский коньяк, послевкусие которого ни с чем невозможно спутать. Он приятным теплом разливался по организму и затуманивал голову, особенно без закуски. И хоть он был чертовски приятен, Рома нуждался в трезвой голове, в холодном рассудке. Эмоции могли только помешать, поэтому следовало оставаться хладнокровным.
Он согласился с самим собой, налил стакан и полностью его осушил.
— А теперь послушай меня. — Горечь во рту повысила чувствительность зубов, и, ощущая свои клыки, Рома вновь вспомнил, что является хищником. А значит, должен убивать. — Раз ты решил идти ва-банк, будем играть по-взрослому. Вот эту бумажку, — он ткнул на договор, — ты можешь запихать себе в задницу, а после сожрать её и подавиться. Хрена с два я поставлю здесь свою подпись. Я тоже не один, Жень. У меня есть Настя. И я знаю, что она поддержит меня в любой ситуации, прав я или нет. Мне есть на кого опереться. И всё, что я делаю, я делаю ради себя, неё, нашей семьи. И я не позволю тебе отобрать у нас хлеб. Тем более, что ты собираешься делать, даже если компания станет твоей? Начнёшь заниматься благотворительностью?
— Я подниму компанию выше и отгоню от грязных дел. Только чистый бизнес, только чистые руки. Вы не верите в богатство без грехов, но результат моих действий станет доказательством обратного. Мы будем поступать по совести и не обманем ни одного человека.
— Так ты у нас добряк, да? — Гнев пытался вырваться наружу и расшатывал сдерживающую его клетку. — Святой всех святых, так ведь? Да ты загнёшься в первый же месяц со своей добротой. Выживают лишь жёсткие эгоисты, а ты слишком мягкий.