Арфист на ветру
Шрифт:
– А моя арфа? А мой меч? – Моргон старался, чтобы голос его звучал ровно. – Я едва ли понимаю, что в них таится.
– Они сами найдут для себя применение. Взгляни.
По равнине под низкими и тяжелыми облаками струился белый туман. Туры. Моргон с недоверием смотрел на огромные стада, затем уткнулся лбом в прохладный камень.
– Когда они пришли сюда?
– Нынче ночью.
– Где войска Астрина?
– Половина угодила в западню между Тором и Умбером, но передовые отряды пробились, расчистив дорогу для туров, стражей Моргол и рудокопов Данана. Все они идут следом за
– Тогда для чего?
– Они тебе пригодятся. Мы с тобой должны быстро покончить с этой войной. Это то, для чего ты родился.
– Но как?
Высший хранил молчание. За его спокойным, погруженным внутрь себя взглядом Моргон угадал неправдоподобную усталость и терпение, то же, что и прежде: то, с которым арфист ждал, когда Моргон его поймет. Наконец Высший очень мягко произнес:
– Князь Хеда и его земледельцы собрались на южной границе, примкнув к силам Мэтома. Если тебе потребуется оберегать их жизни, ты найдешь как.
Моргон развернулся, пересек палату и высунулся в южное окно, как будто мог увидеть среди безлистых дубов угрюмый строй земледельцев с граблями, мотыгами и косами. Сердце его всколыхнулось от внезапной боли, и слезы страха выступили на глазах.
– Он покинул Хед. Элиард обратил земледельцев в воинов и покинул Хед. Что это? Конец света?
– Он пришел биться за тебя. И за свой родной остров.
– Нет. – Моргон снова обернулся и стиснул кулаки. – Он явился, потому что ты этого пожелал. Именно поэтому пришла Моргол. И Хар. Ты увлек их так же, как и меня, – прикосновением ветра к сердцу, тайной. Что это? Что есть такого, о чем ты мне здесь не говоришь?
– Я открыл тебе свое имя.
Моргон молчал. Пошел снег – несильный, лишь редкие крупные хлопья носились по ветру. Они падали Моргону на ладони и жгли, медленно исчезая. Внезапно он содрогнулся и обнаружил, что у него исчезло желание задавать вопросы. Рэдерле отвернулась от них обоих. Она выглядела страшно одинокой в середине небольшой палаты. Моргон подошел к ней; голова девушки поднялась, но лицо повернулось к Высшему.
И Высший приблизился к ней, словно она его увлекала таинственной силой – увлекала так же, как и Моргона. Высший убрал с ее лица прядь волос.
– Рэдерле, тебе пора нас покинуть.
Она отрицательно покачала головой.
– Нет. – Голос ее был очень спокойным. – Я наполовину из Властелинов Земли. Будет хотя бы кто-то один сродни тебе, на твоей стороне после всех этих столетий. Я ни тебя, ни его не оставлю.
– Здесь ты на виду, это небезопасно.
– Я решила прийти. И быть с теми, кого люблю.
Он молчал, ибо в этот миг был просто арфистом – не знающим возраста, подавленным, одиноким.
– Тебя, – сказал он мягко, – я здесь не ожидал. Такую прекрасную, такую могучую, такую любящую. Ты подобна нашим детям, которые вошли в силу перед самой войной.
Он взял ее руку и поцеловал, затем повернул ее ладонь к себе и посмотрел на белый многоугольник.
– Вот двенадцать ветров, – сказал он Моргону. – Ветров связанных и обузданных. Оружие более верное и грозное, чем любой клинок
– Для чего ты мне об этом говоришь? – Голос Моргона взлетел и разметался по палате. – Я не могу управлять ветрами!
– Пока что нет. И все-таки не беспокойся. Послушай... В этой палате ты можешь услышать голоса всех ветров Обитаемого Мира. Прислушайся к моему разуму.
Моргон распахнул свое сознание и открыл его безмолвию Высшего. Смутные и невнятные ропоты вне стен преломлялись в мозгу Высшего в чистые и прекрасные тона звездной арфы. Ее плеск наполнил сердце Моргона легкими и ласковыми летними ветрами – и теми грозными и неистовыми, которые он особенно любил; медленное густое колыханье совпадало с пульсированием его крови. Ему внезапно захотелось удержать при себе этот волшебный миг с дивным арфистом и его музыкой прежде, чем белое зимнее небо не разорвет еще раз ослепительная вспышка.
Арфист умолк. Моргон молчал, он не хотел, чтобы Высший хотя бы пошевелился. Но рука, обнимающая плечи Моргона, сдвинулась, Высший бережно обнял Звездоносца и заглянул ему в лицо.
– А теперь, – сказал он, – нам предстоит бой. Я хочу, чтобы ты нашел Хьюриу Имриса. На этот раз я предостерегу тебя: едва ты коснешься его сознания, придет в действие капкан, поставленный на тебя. Властелины Земли узнают, где ты, и поймут, что Высший рядом с тобой. Ты вновь разожжешь войну на Равнине Ветров. У них сейчас очень мало собственной мощи – я сковал ее и держу, – но в их распоряжении мощь Гистеслухлома, и они могут прибегнуть к его волшебству для того, чтобы достать тебя. Я разорву любые козни, которые он выстроит.
Моргон повернул голову и взглянул на Рэдерле. Глаза ее поведали ему о том, что он уже знал: что бы он ни сказал, что бы ни сделал, ничто не заставит ее его покинуть. В знак безмолвного согласия он склонил голову – в знак согласия с ней и с Высшим. Затем позволил своим мыслям устремиться за пределы безмолвия к сырой земле вокруг башни, коснулся случайной былинки и объял ее от корня до верхушки своим сознанием. Поскольку она была укоренена в том, что составляло землезакон Хьюриу, то и связала его с королем Имриса.
Он уловил непрерывную ноющую боль, вихрь бессильного гнева и отчаяния и услышал отдаленный гул волнующегося моря. Он знал теперь каждую скалу и каждый каменный обломок на побережье – и легко определил этот участок Меремонтского берега. Пахнуло сырым деревом и золой; король лежал в полусожженной рыбачьей хибарке среди песков, не более чем в версте-другой от равнины.
Хьюриу попытался было поднять голову, заговорить, но тут море накатило на него, заливая все его мысли. И показалось, что он всматривается вдоль длинного темного прохода, в конце которого – недобрые, золотисто поблескивающие глаза Гистеслухлома.