Аргентина: Крабат
Шрифт:
Разговор женщина продумала заранее, рассчитав по давней привычке варианты и повороты, но случившееся учесть все же не смогла. Поэтому Ильза, поставив на стол бутылку виски «Dallas Dhu», позволила мужу выговориться вволю. Слушала, не перебивая, лишь время от времени подливала в стаканы.
— Исчезнуть... Как?
— Прямо сейчас. Скоро утро, сядешь на первый же автобус и уедешь подальше, в какую-нибудь глухомань. Там отсидишься дня три, пока все не успокоится — и к ближайшему порту. Только не попадись немцам, у каждого патруля, уверена, уже есть
Оба курили, и никто этому не удивился.
С каждой минутой, с каждым новым выпитым глотком, женщине становилось легче и спокойнее. Мальчишка, умудрившийся, сам ли, не сам, но всколыхнуть всю Европу, разрубил и гордиев узел — сцепленные намертво их золотые кольца. Не придется лгать, выстраивая мудреные логические цепочки, взвешивать и спорить. Ее заботы, наследство Призрака, грядущая Большая война — все это можно не упоминать.
— Куда тебе писать, Ильза? И... Когда мы увидимся?
— Никуда, Марек. И никогда. Я помню, что обещала у алтаря. «В богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас». Но о Гертруде... О Герде там не было ни слова. Я бы согласилась умереть рядом с тобой, Марек Шадов. Дочь я не отдам — ни тебе, ни Смерти.
Ильза Веспер была очень благодарна мужу. Когда Марек, кусая губы, рассказал о случайной девке, залетевшей в его кровать, женщина чуть не рассмеялась. Легко хлопнула по щеке — и, поцеловав, простила. А потом поцеловала еще раз — в память о фонарике с весеннего праздника Чуньцзе.
— Гертруда спит, Марек. Пусть спит, не буди... Неужели ты думаешь, что я ничего не вижу и не понимаю? Она не станет плакать, она просто убежит с тобой. Что будет дальше, подумай!
— Ты сказала: «Учти, Марек! Тебе придется полюбить двух женщин». Но не сказала, как их забыть.
***
Они простились на пустой автобусной остановке в серый предрассветный час — время призраков и неупокоенных мертвецов. Марек поставил на землю чемодан, Ильза Веспер затоптала каблуком окурок.
Кольца Гиммель, две сомкнувшиеся ладони, лежали у нее в сумочке. Маленькая, на два спичечных коробка, шкатулка — память о джазовом концерте, на котором им так и не удалось побывать. Ильза Веспер, почувствовав, что не сможет бросить их под черную воду, думала вернуть. Но так и не решилась.
Расставаться без слов было слишком жестоко, и она сказала единственное, что пришло на ум:
— Прощай! И прости!..
Марек Шадов отшатнулся, сжал кулаки:
— Нет! Никогда!..
— Почему? — Женщина заставила себя улыбнуться. — Мы все живы, и, дай бог, проживем еще долго. Нам было очень хорошо вдвоем, Марек. Вспомни! Положено прощать даже врагов. Почему для меня исключение?
— Я тебя люблю.
***
Гертруда Веспер встретила ее возле запертых дверей номера — в полосатой пижаме и пушистых тапочках. Курила, стряхивая пепел в мыльницу. Женщина, все поняв, отперла дверь.
— Заходи!
Сигарету
Отрезано! Уже не болит. Почти...
Ильза Веспер решила начать разговор после того, как сделает последнюю затяжку. Дочь ее опередила, затушив сигарету первой.
— Сказка про Снежную Королеву кончилась, мама.
— Да, — неохотно согласилась она. — Сказки всегда кончаются, девочка. Мне очень жаль, что это случилось сейчас. Марек мог бы стать тебе хорошим отцом.
Дочь поглядела ей в глаза, и женщина вспомнила, что означает такое привычное имя. Гертруда — Сила Копья.
— Нет, мама. Мой отец — Шарль Грандидье, lieutenant de vaisseau Национальных военно-морских сил Франции. Его убили в Шанхае, когда он выполнял секретное задание.
На этот раз женщина не смогла выговорить короткое «Да», просто кивнула. Гертруда, подождав, пока мать загасит сигарету, отодвинула пепельницу. Локти — на скатерть, подбородок — в ладони.
— У тебя, мама, осталась его фотография. Ты ее прячешь, но я нашла. На обратной стороне — фамилия и адрес в Париже. Когда мы приехали в Берлин, я написала письмо.
Ильза Веспер на миг прикрыла веки, заставляя себя забыть, что перед нею — десятилетняя девочка, ее плоть, ее кровь. Разговор будет на равных.
Королева — против Королевы.
— Ты — незаконнорожденная, Гертруда. Родители Шарля и слышать не хотели о браке. В Шанхае меня продали в публичный дом. Я вырвалась, но такое не смоешь, даже с кожей не сдерешь. Лейтенант французского флота не мог жениться на мадам Баттерфляй.
Дочь сжала губы.
— Я так и написала, мама. Мне не нужно от них ни фамилии, ни денег. Просто пусть знают, что я есть. Ты дала Мареку копию свидетельства о рождении, я пошла к нотариусу и тоже сняла копию. И фотографию выбрала, самую лучшую.
Ильза Веспер горько пожалела о том, что отпустила мальчишку. Сказка про Кая и Герду не кончилась. Зеркало тролля смотрело ей в глаза.
— Ответ пришел через полгода. Наверно, проверяли, писали в Шанхай. Мой дед, он тоже моряк, contre-amiral, разрешил присылать ему письма и открытки на праздник. Не обещал ничего, но я ничего и не просила. Адмирал ничем не рисковал, правда, мама?
— Очень умно, — кивнула она. — Какая же ты маленькая расчетливая дрянь!
Герда улыбнулась.
— Спасибо, мама. Потом мы стали переписываться, а потом адмирал приехал в Берлин. Марека тогда не было, а когда он вернулся, я сказала, что у нас гостил мой дальний родственник. Бывают же у людей родственники! Вот тогда мы с дедом договорились, что мне делать, если станет совсем плохо.