Аргентинец
Шрифт:
Если бы Володя не вытащил Нину из этой ямы, она бы повторила мамину судьбу, и ей было невыносимо стыдно при мысли, что она может променять его на другого мужчину. Матвей Львович был не в счёт, а вот после встречи с Климом образ Володи вдруг потерял всякую ценность – как билет на вчерашний спектакль. Нина с суеверным ужасом думала, что ей придётся за это «ответить»: ведь она и так получила от судьбы гораздо больше, чем полагалось.
Ох, лучше бы Клим вовсе не приезжал! Он принял её за горничную, тут же разглядев, что
Он позвал её в Аргентину? Но разве она могла бросить завод, в который было вложено столько труда? Разве бы она оставила брата? Взять его с собой было невозможно: он бы не поехал без Елены. А её родители ни за что бы не отпустили её в чужую страну, невесть с кем.
Если бы только Клим мог остаться в Нижнем Новгороде! Но чем бы он тут занялся? Устроился в газету к своему дяде – освещать обеды у митрополита? Превратился в богатого бездельника?
Да и как бы Нина ушла от Матвея Львовича? Он ей прямо сказал, что пристрелит Клима, если тот «позволит себе вольности».
5
Нина не достояла службы и вышла из церкви.
Смеркалось. Погода была дрянная – накрапывал мелкий дождь и дул ветер. Откуда-то вынырнул мальчишка с пачкой газет.
– Последние телеграммы! Временное правительство низложено!
Нина остановилась. Только этого не хватало!
Вокруг газетчика тут же собралась толпа. Люди совали ему деньги и выхватывали вкривь и вкось напечатанные листки.
– Что пишут? Опять война? С кем?
– В Петрограде новая революция… Власть захватили большевики.
Нине газеты не хватило. Встревоженная, она оглянулась, ища других мальчишек. Из церкви повалил народ – кто-то уже пустил слух о падении правительства.
Нина увидела солдата с газетой.
– А… дьявол, ничего непонятно! – зло проговорил он. – Барыня, ты грамотная? Прочитай, чего пишут.
Нина взяла у него грязный листок, и её пальцы тут же окрасились типографской краской.
– К гражданам России! – громко начала она.
К ней придвинулись люди: слушали жадно, боясь пропустить хоть слово.
– Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки Военно-революционного комитета. Дело, за которое боролся народ, – немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание Советского правительства, – это дело обеспечено. Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!
Дальше шли телеграммы, из которых было ясно, что в Петрограде беспорядки, а в Москве стреляют.
– Большевики никогда не делали тайны из своих намерений, – сказал господин в каракулевой шапке. – Обещали взять власть, вот и взяли. Теперь будет резня.
Толпа начала расходиться. Нина не знала, что
Она торопливо пошла вниз по Покровке. Отсветы фонарей сияли в жидкой грязи на мостовой и отражались смазанными кругами в пыльных витринах.
– Нина Васильевна, постойте!
Она оглянулась. Это был Клим – в элегантном сером пальто, в шляпе и замшевых перчатках.
– Вы слышали о перевороте? – спросила Нина.
Она пересказала ему манифест большевиков.
– Как вы думаете, это серьёзно?
– Понятия не имею, – пожал плечами Клим. – Вы куда-то спешите? Я провожу вас. У меня сегодня ночью поезд; я раздобыл себе целое купе, так что поеду до Москвы барином. Мои вещи уже на вокзале.
Он помолчал, грустно усмехаясь своим мыслям.
– Жора мне сказал, что вы будете в Покровской церкви. Я хотел встретиться с вами перед отъездом и совершить, так сказать, гаучаду.
– Что? – не поняла Нина.
– В Аргентине так называют поступок, достойный настоящего гаучо. Это обыкновенные скотоводы, но считается, что они очень благородны и имеют особый талант к подвигам. Собственно, вот… – Клим достал из внутреннего кармана белый конверт и протянул его Нине.
Она с удивлением взглянула на него.
– Что это?
– Вексель. Надо же оставить вам что-то на память.
Нина растерялась.
– Вы дарите мне завод? Вам не нужны деньги?
– Больше одной шляпы не наденешь. У меня хватит средств, чтобы покататься по миру в течение ближайших десяти лет. А потом я вернусь за вами. Может, к тому времени вы смените гнев на милость.
Он смотрел на неё, улыбаясь.
– Конечно, хотелось бы прибить к вам на ворота памятную табличку с профилем героя, но Матвей Львович наверняка будет против. Ладно, настоящие гаучо не требуют награды.
Нина взяла конверт и спрятала его в муфту.
– Спасибо.
До самой Благовещенской шли молча – Нина не знала, что сказать. Отвергнутые мужчины мстят, обижаются, но не проявляют царского великодушия…
Мимо проносились грузовики и маршировали солдаты. Баба, сидевшая на корчаге, вопила на всю площадь:
– Вот кому требухи – жареной, пареной, в масле валянной! – Ветер поднимал концы её клетчатого платка выше головы.
В кремле было темно и тихо, только окна губернаторского дворца горели ярким электрическим светом. На решётке у арсенала было натянуто красное полотнище: «Вся власть рабочим, солдатам и крестьянам!»
Нина поднялась на крыльцо.
– Ну, прощайте… – Голос её дрогнул. Она говорила не то, что нужно. Слова не соответствовали ни подарку, который только что сделал Клим, ни тому, что они сейчас распрощаются навсегда.