Аргидава
Шрифт:
И наконец в последней шестнадцатой, в самом конце, прямо на картонной обложке, он обнаружил следующую запись:
«…Говорили, что силу ему дал Бог войны и кормилица его, ведунья, дала ему меч великого Ареса. Рукоятка из золота и слоновой кости с вправленными камнями как алые слезы, как зерна граната…»
– Меч! – взвыл Корнеев, его всего обдало жаром. Он одним броском кинулся к бару, схватил бутылку с белым густым напитком и торопливо сделал несколько больших глотков прямо из тонкого горлышка.
– Вот что они ищут! Меч! – вытер он рот рукавом и опять сделал несколько глотков. – Меч. Мой меч! – Корнеев забился, мотая головой, вращая дико глазами. – Меч! Не дам! – рычал и стонал он. – Молокососы! Свиньи! Ничтожные ублюдки! Вот, оказывается, что они ищут! Ах ты маленькая потаскуха! Ах ты тварь! Сволочь! Стерва! Аааааа! – Корнеев всхлипывал и задыхался. – Мой меч, – приговаривал он, – мой. Он мой.
Постепенно успокоился. Закрыл жалюзи. Плотно задернул шторы. Принялся доставать из бара все бутылки и ставить их рядом на карточный столик с гнутыми ножками. Освободив бар, он, вцепившись ногтями в невидимый рычаг, отодвинул в сторону зеркальную заднюю стену бара, на цифровой панели набрал код, открыл сейф и достал оттуда на кожаном шнурке подвеску, сделанную из старой и от древности бесформенной монеты. Еще всхлипывая и вздыхая мелко и часто, как наплакавшийся ребенок, на этот раз не спеша он налил себе в стакан своего тягучего пойла, взял между пальцев монетку, потирая ее нежно, и уселся в кресло. Он окончательно успокоился и вызвал Бустилата.
На следующий день, рано утром, когда Маша выгуливала и тренировала на парковой огражденной собачьей площадке Лушку, к воротам на малой скорости подъехал корнеевский джип. За рулем сидел Бустилат. Он притормозил, не выключая мотора, и высунулся в окно:
– Э! Эй!.. Эй, ты, подойди-ка, потолковать нужно!
Маша обернулась на крик, что-то в зовущем ее человеке показалось ей знакомым… Черт… Где-то она его видела… Где же, где?..
Машину Бустилат поставил так, что она перекрыла выход с площадки.
– На пару слов, а? – Бустилат поманил Машу пальцем. Та не сдвинулась с места. Но Луша заворчала, подошла ближе и встала между Машей и автомобилем.
– Ну?! – насупилась Маша.
– А что за псина такая у тебя? В очках! – загоготал Бустилат. – Ты сама очкастая, твой этот хахаль тоже, и собака в окулярах!
Луша задрала голову, посмотрела на Машу вопросительно, полураскрыв пасть, подошла еще ближе к выходу и опять угрожающе зарычала на Бустилата. Тот перестал ржать, напрягся и тихо выругался. Маша, взяв Луну за ошейник, прошла в узкий проход между забором и машиной и направилась к выходу из парка.
– Ты вот что… – Бустилат вышел из джипа. – Я с тобой пока по-хорошему… Слышь, а ну стой! Куда пошла, стой, сказал!
Маша остановилась, но не оборачивалась.
– Тетрадку отдай, ладно? А то хуже будет! Отдай, а?
– Какую еще вам тетрадку? – Морозец пополз по коже, но Маша не подала виду. Зато Луша, почувствовав Машкин страх, занервничала.
– Не знаю какую. Хозяин велел тебе передать, чтоб семнадцатую тетрадку вернула. А то…
– Хозяин? – Маша резко обернулась. – Это кто же такой? Корнеев, что ли? Который столовые приборы ворует?
Маша тут же вспомнила охранника.
– О! Вот видишь, сама все знаешь. Давай, не тяни. Зачем неприятности, да? Может, мне подождать? Сбегаешь? Где она, тетрадочка-то, а? У тебя или у этого твоего?
Маша молчала и смотрела, как только она умела, исподлобья, насмешливо и с таким презрением, что Бустилат разозлился: стой тут уговаривай эту.
– Предупреждаю, у женишка твоего сестричка есть. Куколка. Сахарок, а не девочка. Ножечки тоненькие. Глазки, как фары, сияют. Красивенькая, как раз на мой вкус. Токо тощая. Худ-д-дожница!.. И мальчик у ней. Бродят за ручку, дебилы. То в крепости, то у паромщика на речке. Женя его зовут, пацанчика этого. На пианине лабает в этой своей школе искусств. По вечерам к училке ходит на улицу Гоголя. Десять пальчиков у него, у этого прынца. Десять. – Бустилат растопырил свою пятерню, дергая пальцами. – Поняла? Так что давай тетрадку, не жмись!
– Да пошел ты!
Маша повернулась, потрепала собаку по вздыбившемуся загривку, чтобы успокоить, и они пошли из парка по направлению к дому. Вслед им раздался оглушительный вызывающий свист.
– Ты, с-с-сука! Ты че, еще не поняла, что ли? Да я тебя…
Бустилат обошел машину, придерживая дверцу, и решительно двинулся вперед, засовывая при этом руку в карман.
Луна вырвалась из легко придерживавшей ее за ошейник Машиной руки и в мгновение одолела расстояние между парковыми воротами и автомобилем. Она неслась на Бустилата, по-волчьи мощно, стремительно и ритмично набирая скорость, превратившись в стрелу, пущенную из лука. Ее светлые голубые, всегда ласковые глаза в черной оправе, загорелись хищным охотничьим огнем. Еще секунда – и она должна была вцепиться в его руку. В эту опасную чужую, вытянутую вперед руку, чужеродную и дурно пахнущую, в эту руку, угрожавшую ее верному другу, ее сестре, ее ребенку, ее жизни, ее «айлавю, Махе». Легко оттолкнувшись в прыжке, она сгруппировалась как тугая пружина и пихнула Бустилата в грудь, свалив его на землю. Раздался приглушенный хлопок. Луша горестно, почти по-человечьи вскрикнула и рухнула на траву.
– Лушка… – выдохнула Маша, потом не смогла вдохнуть и оглушительно заорала: – Лууушкаааааа!
Белая «семерка» с тонированными стеклами на максимальной скорости подъехала к воротам парка, на секунду остановилась так, что из-за нее растерянная, оглушенная бедой и ужасом Машка не видела Лушу.
Из машины вытянулась рука, кто-то крепко обхватил Машу и втащил ее на переднее сиденье. Машина рванула с места и тут же скрылась за поворотом.
Бустилат, матерясь и чертыхаясь, поднялся, посмотрел вслед белой «семерке», переступил через лежащую в траве собаку, сплюнул сквозь зубы, сел в джип и уехал.
– Три дня! Как можно ждать три дня? – рыдала Леночка, Машкина мама.
Олег мерил шагами квартиру, срывал трубку телефона, проверить, работает или нет. Потом опять ходил. Игнат, Ася и Сашка прибежали к ним в дом, как только узнали о похищении Маши. Кто-то из знакомых видел, что ее увезла какая-то машина.
– Они даже никого не прислали в парк! Они даже не оградили место. Они сказали… Они сказали, что начнут искать через три дня. Такая про… – Леночка не могла говорить, она вздрагивала, всхлипывала, раскачивалась всем телом. – Такая процедура. Им что, мало улик? А Луна?! Луна – не улика?! Они ска… Они сказали, чтобы… чтобы сидеть дома, а вдруг кто-то позвонит… Выкуп… по… потребует.
Ася плакала вместе с Леной, Игнат сидел, уставившись в пол, бледный, но собранный. Сашка водил желваками, водил ладонями по коленям, ерзал на стуле.
Когда эти трое вышли из Машкиного дома и остановились под Машиной сливой, Игнат зло и вопросительно вперился Сашке в лицо.
– Идем к нему. Ко всем чертям Аргидаву с ее секретами. Надо спасать Машу. Ася, беги к Мэхилю, кузнецу Мэхилю, что у Турецкого моста живет. Найди Макрину, девочку Макрину, его дочь, он ее еще Гобнэтой зовет. Забери у нее тетрадь. Объясни знаками – нарисуй, в конце концов, девочка глухая.