Аргонавты 98-го года
Шрифт:
Заря уже занималась, когда игра прервалась. Воздух снаружи был чист, как промытое золото, внутри же мутен и смраден, как дыхание пьяницы. Люди с измученными бледными лицами выходили, жадно втягивая игривый, как шампанское, ветерок. Под ясной синевой весеннего неба река казалась фиолетовым сиянием, в которое берега окунались зеленью хризопраза. Мальчик уже подметал с пола грязные, запачканные никотином опилки (это был его доход; из золота, которое такому мальчику удавалось выбрать, он в конце концов скапливал достаточно, чтобы окончить колледж), когда внутренняя дверь открылась, и Черный Джек появился.
Глава III
Он был бледен и утомлен. Глаза его окружали шоколадного
– Мистер Локасто!
Он повернулся и смерил меня своими мрачными глазами. Они были бессмысленны, как у обессиленных от усталости.
– Мое имя Джек Локасто, - проронил он небрежно.
Я пошел рядом с ним.
– Хорошо. А мое имя Этоль Мельдрум.
– Да на какой черт мне ваше имя?
– грубо оборвал он.
– Оставьте меня теперь в покое, я устал.
– И я также адски устал, - ответил я.
– Но вас не затруднит услышать мое имя.
– Ладно, мистер Этоль Мельдрум, добрый день.
Его голос был холоден, а в обращении сквозила раздражающая пренебрежительность, и внезапная злоба загорелась во мне.
– Подождите только минуту. Вы можете очень легко оказать мне огромную услугу. Выслушайте меня.
– Ну, что вам нужно? Работы?
– Нет, - ответил я, - мне нужна только маленькая справка; я приехал сюда с некими евреями по фамилии Винкельштейн. Я потерял их из виду, и думаю, что вы могли бы сказать мне, где они находятся.
Теперь Локасто весь обратился в слух. Он сделал пол-оборота и пронизывал меня с упорным вниманием. Затем, с быстротой молнии, его грубость исчезла. Теперь это был вылощенный джентльмен, завсегдатай клуба в Сан-Франциско - светский человек. Он потер щетину на своем подбородке. Его глаза были ласковы, голос мягок, как сливки.
– Винкельштейн?
– повторил он соображая, - Винкельштейн? Кажется, я слышал это имя, но хоть убейте, не могу вспомнить где.
– Он следил за мной, как кошка, и делал вид, что напряженно думает.
– Не было ли с ними девушки?
– Да, - сказал я поспешно, - молодая девушка.
– Молодая девушка, а?
– Он, казалось, опять старался припомнить.
– Так вот, друг мой, боюсь, что не могу помочь вам. Я помню, что видел их по дороге сюда, но не имею понятия, что сталось с ними. Я обычно не обращаю внимания на такого рода людей. Итак, спокойной ночи, или скорее доброго утра. Вот мой отель.
– Он уже почти вошел, но вдруг остановился и повернулся ко мне. Лицо его было учтиво. Голос сладок до приторности, но в интонации мне почудилась легкая насмешка.
– Я хотел сказать, что если услышу что-нибудь о них, то дам вам знать. Ваше имя - Этоль Мельдрум? Прекрасно, я дам вам знать. До свидания.
Он ушел, и я так-таки ничего и не добился. Я ругал себя дураком. Человек обошел меня. Я только повредил себе, дав ему понять, что ищу Берну. Теперь она казалась дальше от меня, чем когда-либо. Я вернулся домой, расстроенный и отчаявшийся. Я начал рассуждать сам с собой. Он должен знать, где они и, если он действительно имеет виды на девушку и старается скрыть ее, наш разговор встревожит его. Он воспользуется первой возможностью, чтобы предостеречь Винкельштейнов. Когда он сделает это? По всей вероятности, этой же ночью. Рассудив так, я порешил устроить за ним слежку. Я избрал салун, откуда мог видеть его отель, и стал ждать там. Я думаю, что наблюдал за гостиницей часа три, но помню, что это было томительное занятие, от которого меня тошнило. Тем не менее я упорно приклеился к своему стулу. Я начал уже думать, что он ускользнул от меня, как вдруг увидел, что он выходит один из отеля.
Было около полуночи: ни светло, ни темно, но скорее отсутствие
– Заблудились, мой юный друг?
– Это был Локасто. У него было лицо Мефистофеля, голос язвил иронией. Я не стану отрицать, что смутился, но все же я постарался найти благородный выход.
– Алло! А я как раз прогуливаюсь.
Его черные глаза пронизывали меня. Черные брови свирепо сошлись, тяжелая челюсть выдвинулась вперед, и человек, угрожающий и страшный, казалось, в одно мгновение вырос надо мной.
– Вы лжете!
– как взрыв газа, вылетели слова. И, как у волка, губы его сморщились, обнажая мощные зубы.
– Вы лжете!
– повторил он.
– Вы следили за мной? Разве я не видел вас от самой гостиницы, разве я не решил заманить вас подальше? Ах, вы дурак, дурак! Кто вы такой, чтобы противопоставлять вашу слабость моей силе, вашу простоту моей хитрости. Вы собираетесь мешать мне, не так ли? Намерены покровительствовать обиженным барышням? Вы круглый дурак, простофиля и пустомеля!
Внезапно, без предупреждения, он ударил меня по лицу ошеломляющим ударом, который заставил меня упасть на колени, как падает теленок под взмахом топора; я был оглушен и, покачиваясь, напрасно пытался подняться на ноги. Я протягивал к нему руки, сжатые в кулаки. Тогда он снова нанес мне жестокий грозный удар. Теперь я был в его власти, и он воспользовался ею. Это был злейший враг. Ярость, казалось, разрывала его. Он бил меня не переставая, свирепо, безжалостно, по ребрам, по груди, по голове. Не хочет ли он убить меня? Я прикрыл голову и стонал в смертельном ужасе. Неужели он никогда не кончит?
Потом я потерял сознание, чувствуя, что он продолжает колотить меня, и соображая, открою ли я снова глаза.
Глава IV
– Да здравствует рыбья порода! Да здравствуют слабые головы!
– Это говорил Блудный Сын: - Скупка снаряжений забила вконец добычу золота. Я, например, за три недели приобрел больше, чем на 10 000 долларов добра, которое выбрасывалось, и каждый фунт его даст мне 100 процентов прибыли. Я начинаю смотреть на себя, как на второго Джона Рокфеллера.