Аргонавты Времени (сборник)
Шрифт:
Слабо улыбаясь, он вновь уставился в никуда, и я уже опасался, что так и не узнаю, о чем был сон. Вообще-то, терпеть не могу тех, кто их пересказывает, но незнакомец меня заинтриговал. Я даже решил ему помочь:
– Это началось…
– Сон был ярким с самого начала, – заговорил он. – Я вдруг будто просыпался в нем и, что любопытно, никогда не вспоминал жизнь, которой живу сейчас. Должно быть, событий во сне мне хватало с лихвой. Наверное… Но сперва я постараюсь припомнить как можно больше. Первое воспоминание: сижу на крытой террасе с видом на море. Свежий и бодрый, ни капли сонливости, только что проснулся – потому что девушка перестала обмахивать меня веером.
– Девушка?
– Да, девушка. Не перебивайте, а то собьюсь! – Он вдруг нахмурился. – Вы же не считаете меня сумасшедшим?
– Нет, – ответил я. – Вам просто приснился сон. Расскажите мне его.
– Так вот, я проснулся, потому что меня перестали обмахивать веером. Совсем не удивился, обнаружив себя там, никакого ощущения внезапной перемены – как будто всегда жил в том месте. Вся память о настоящей жизни здесь, в девятнадцатом веке, тут же вылетела из головы, как сон. Моя фамилия была уже не Купер, а Хидон, и я отлично знал, кто я в том мире такой. С тех пор уже многое позабылось, не хватает связности – но тогда, во сне, все казалось ясным и логичным. – Попутчик ухватился за оконный ремень, подался вперед и жалобно взглянул на меня. – Вам кажется, что все это бред?
– Нет, что вы, продолжайте! – воскликнул я. – Расскажите про террасу, где вы сидели, – какая она была?
– Ну не то чтобы терраса, скорее лоджия – маленькая, на солнечную сторону. Затененная крышей, лишь сверху виднелся полукруг неба, а вдали – море. В углу стояла девушка, а я лежал в шезлонге – металлическом с полосатыми светлыми подушками. Девушка стояла ко мне спиной, опершись на перила. Лучи заходящего солнца падали сбоку, освещая ее изящную белую шею с ниспадающими колечками локонов и плечо, а прелестное тело скрывалось в прохладной голубоватой тени. Одежда… не знаю, как выразиться, – свободная такая, плавно ниспадающая. Короче, девушка стояла там, и я вдруг понял, насколько она прекрасна и желанна, как будто видел впервые. И когда наконец я вздохнул и приподнялся, она повернула ко мне лицо… – Рассказчик на миг запнулся. – Я прожил в нашем мире пятьдесят три года. У меня были мать, сестры, друзья, жена и дочери – я хорошо изучил и помню их лица. Но лицо той девушки… оно кажется мне куда реальней. Могу вызвать его в памяти как наяву, даже нарисовать, и вообще…
Я молча слушал.
– То лицо из сна… лицо мечты! – продолжал он. – Оно поражало красотой, но не суровой и холодной, как у святых, и не той, что пробуждает бурные страсти, а словно излучающей свет. Милая спокойная улыбка, глубокий взгляд серых глаз… Двигалась девушка так грациозно, что вызывала в памяти все самое приятное и изящное…
Он смущенно потупился, скрывая лицо. Затем снова взглянул на меня и продолжил, больше не пытаясь скрыть твердой убежденности в реальности своей истории:
– Ради той девушки я отринул все прежние планы и устремления, все, над чем работал и чего желал. У себя на севере я был влиятелен и богат, пользовался большим уважением, но все это казалось ничтожным по сравнению с ней. Я оставил прошлое на произвол судьбы и отправился в солнечный город наслаждений, чтобы провести с любимой хотя бы остаток своих дней. Пока я любил, не зная еще, важен ли для нее, решится ли она… решимся ли мы, – вся жизнь казалась мне прахом и тленом. Да она и была прахом и тленом. Ночь за ночью и долгие дни напролет я томился желанием… моя душа боролась с запретами. Не в человеческих силах передать мои чувства – как все оттенки мерцающего света. Но когда он есть, вокруг меняется все… В результате я уехал и бросил их всех в том кризисе – пускай справляются сами.
– Кого бросили? – спросил я озадаченно.
– Людей севера. Я же был значительной персоной в том сне – из тех, кому верят, за кем идут. Миллионы тех, кто ни разу меня не видел, были готовы идти на риск, делать что угодно из одного доверия ко мне. Я годами вел большую игру, хитрую и сложную политическую игру среди предательств и интриг, речей и народных волнений. В том огромном бурлящем мире я в конце концов практически возглавил сопротивление Банде – так их называли, – своего рода заговору крупных мошенников и мерзавцев, игравших на примитивных эмоциях толпы. Их громкие слова и рекламная шумиха застилали миру глаза и вели его год за годом к непоправимой катастрофе… Трудно ожидать, что вы поймете все хитросплетения и нюансы той эпохи, далекой от нас. Однако там, во сне, они были у меня в памяти вплоть до мельчайших подробностей. Даже когда я просыпался и протирал глаза, тающие очертания тех странных событий еще маячили перед глазами, и после копания в тамошней грязи я благодарил Бога за солнечный свет.
Итак, я сидел в шезлонге, разглядывал девушку и радовался… радовался, что оставил всю эту глупость и суету, пока не стало слишком поздно. В конце концов, разве любовь и красота, восторг и желание не лучше унылой возни ради великих, но туманных целей? Не к чему стремиться к лидерству, если можно посвятить свои дни любви. С другой стороны, если бы не дни молодости, проведенные в суровых испытаниях, я растратил бы себя на пустых и тщеславных женщин. При этой мысли меня вновь охватывали невероятная любовь и нежность к моей милой спутнице, что явилась наконец и принудила меня силой своих неотразимых чар отринуть прежнюю жизнь.
«Ты достойна этого, – произнес я тихонько, чтобы она не слышала. – Ты достойна этого, моя драгоценная, достойна гордости и поклонения и всего на свете. Любовь моя! Обладание тобой стоит всех сокровищ мира!»
Она обернулась на мой шепот.
«Иди сюда! Ты только глянь! – воскликнула она, и ее голос до сих пор звучит у меня в ушах. – Смотри, как солнце встает над Монте-Соларо!» [141]
Помню, как вскочил на ноги, подошел к перилам и встал возле нее. Она положила белую руку мне на плечо и указала на громады песчаника, подернутые румянцем рассвета и словно пробуждающиеся к жизни. Но сперва я полюбовался, как лучи солнца ласкают очертания ее щек и шеи. Как описать то, что мы видели перед собой тогда? Дело было на Капри…
141
Монте-Соларо – самая высокая вершина итальянского острова Капри.
– Я тоже там бывал, – заметил я. – Поднимался на Монте-Соларо и пил на вершине «Веро Капри» [142] – такой мутный напиток наподобие сидра.
– А! Тогда, может, вы скажете, правда ли это был Капри, – сказал человек с бледным лицом, – я-то сам в этой жизни ни разу там не бывал. Я сейчас опишу… Мы жили в комнатке, солнечной и очень прохладной, одной из великого множества комнаток, выдолбленных в известняковом массиве какого-то мыса очень высоко над морем. Весь остров представлял собой один гигантский отель с крайне сложной планировкой, а вдали на целые мили протянулись плавучие отели и широченные платформы, на которые садились летающие машины. Все это называлось «Городом наслаждений». В ваше время ничего этого еще нет… ну то есть в наше. Конечно же наше!
142
«Веро Капри» – марка местного дешевого вина.
Комната занимала самую оконечность мыса, так что выходила и на восток, и на запад. С востока возвышался огромный утес – может, в тысячу футов высотой, – холодный и серый, лишь с краю окрашенный ярким золотом, а за утесом открывался вид на Остров Сирен и покатый берег, подернутый рассветным туманом. На западе лежала крошечная бухта с небольшим уютным пляжем, где еще властвовала тень. Из тени отвесно поднималась гора Монте-Соларо, увенчанная, точно короной, золотым гребнем, позади нее в небе плыла белесая луна. А перед нами с востока на запад раскинулось многоцветное море, усеянное точками парусов. На востоке они были серыми, но на западе сияли тем же солнечным золотом, словно язычки пламени. А прямо под нами виднелась скала с пробитой волнами аркой. Морская синь разбивалась о скалу зелеными брызгами и пенилась вокруг, а из-под арки выходила гребная лодка.