Аргонавты вселенной
Шрифт:
А пока продолжаю. Из Штетина на пароходе вернулись мы в Россию после годового отсутствия. Ярославский, как маленький ребенок, радовался русской речи на улицах, антирелигиозным плакатам в книжных витринах, а больше всего — Октябрьским демонстрациям…
— «Я рад, что я вернулся… А ты не сердишься на меня, Женичка? — шептал он, умиленно глядя на демонстрацию и сжимая мне руку. — Тебе, — я знаю — хотелось остаться». Эти дни были одними из самых счастливых в нашей жизни.
Когда Александра Ярославского арестовали, — я сразу пошла в «шпану». Я уже подробно указывала выше, какое колоссальное социальное значение придаю я «босячеству»
Но как я уже упомянала, — я люблю быт! К тому же у меня с детства — страсть испытывать все на собственной шкуре…
Какая пошлость — со стороны сочувствовать уголовному миру, наблюдать его сбоку, или даже вдаваться в «социальные эксперименты» — <с> переодеваниями, как некоторые эксцентричные западные журналисты, которые, переодевшись босяками, на одну ночь приходили в ночлежку или проникали в подозрительную трущобу, с тем, чтобы прямо оттуда — в утреннюю ванну смыть с себя всю эту грязь и — о, кошмар! — а вдруг — вошь!
16
Подразумеваются лидеры меньшевиков Р.А.Абрамович (Рейн) и Ф.И.Дан (Гуревич).
Нет, я решила погрузиться в «шпану» по-всамделишному, и не как «знатная иностранка», а как равная — я решила научиться воровать…
Прежде меня удерживала привязанность к Александру Ярославскому, — теперь я была свободна, — конечно, я и теперь имела обязательства перед ним, — «засыпавшись», я могу скомпрометировать его, но соблазн был слишком велик, — я не совладала с собой…
Легко сказать — «украсть»!.. Это все равно что сказать — «Пойду с горя делать концерты на рояле!..» — Так с первого разу — только потому, что деньги тебе до зарезу занадобились и ты, наконец, решился на кражу — не украдешь!.. Для кражи мало преступного намерения, кража — <в> полном смысле слова, ремесло. Без таланта здесь еще в крайнем случае обойтись можно, но без навыка, без предварительной подготовки — никак!..
Я вначале даже не знала как приняться за это дело (только фрукты и сласти с прилавков гастрономических — удавалось таскать с первого же дня, но ведь это же неинтересно!). Итак воровать я научилась не сразу, — сначала пошла газетами торговать… Нравилось мне, что — целый день на улице, что — среди вороватых, хулиганистых мальчишек…
Самый напряженный, самый патетический момент дня для газетчика, это — момент выхода «Вечерней Красной»… Утренняя — та расторговывается исподволь, почти уютно… наберешь с утра всех утренних газет понемножку, — сядешь с ними, бывало, спокойно где-нибудь на Невском на ступеньках и декламируешь:
— «Правда!.. — Ленинградская Правда!.. Красная газета!.. Московская Рабочая газета!.. — 3 копейки — Московская Рабочая газета»… И опять сначала:
— «Правда!.. Ленинградская Правда!»… А уж кому нужна газета, тот сам <берет>. Смотришь — одну какую-нибудь, ну примерно — «Правду» — меньше других покупают;
— тогда наскоро ее проглядываешь (одни заголовки) и начинаешь усиленно ее «подсватывать», как отец — засидевшуюся в девках старшую дочь «через» голову которой младшие — шустрые норовят замуж идти:
— «Правда! — Доклад товарища Троцкого!.. Новые выступления оппозиции!»…
Совсем другое дело вечерняя газета: — тут у газетчиков разыгрываются алчность, азарт, борьба конкуренции. Еще задолго собираются, становятся в очередь на Николаевском вокзале перед газетным киоском, куда принесут «Вечернюю» для раздачи… Принесли!.. — с криком бросаются газетчики к прилавку киоска, жадно, как добычу, хватает каждый свою стопку газет и бросается бежать, просчитывая на ходу. Разбегаются от Николаевского по радиусам:
— по Невскому, по Лиговке, по Старо-Невскому… Точно современные евангелисты бегут газетчики в мир, неся «благую весть», что вышла «Красная Вечерняя Газета»! — И каждый газетчик спешит, боится, что не ему попадется самый свежий покупатель… А с «Вечеркой» — беда: — сразу не распродашь в первый момент, — так уж не продашь совсем — «засол»!..
Торговала я в Ленинграде с месяц; затем заключенного Ярославского перевезли в Москву, за ним немедленно переехала туда и я. В Москве торговать газетами оказалось не в пример труднее чем в Ленинграде: — конкуренции больше, а грамотеев, т. есть читателей меньше… А люди в Москве вредные, несочувственные!.. Бывало сядешь где-нибудь на ступенечках — гонят и дворники и «менты»-сволочи. Зайдешь предложить газеты в столовую поприличнее — «вышибают» заведующие… Поторгуешь день — из дому выйдешь в шесть утра, домой вернешься в восемь вечера — денег мало, а ноги в крови, натерты… Еще бы ничего, если б так — себе на харчишки и ладно, а то ведь знаешь: — к пятнице (день передач) нужно хоть 3–4 рубля скопить — «кучерявенькому» своему на передачку!..
Я бы, конечно, имея университетский диплом, могла поступить на службу, но жалко было с улицей расставаться, — хотелось испытать «блатную» жизнь, — научиться воровать… К тому же самый вид советских учреждений,
— чистеньких, самоуверенных и неприступных вызывал во мне всегда нечто вроде приступа морской болезни… И идти служить в эдакое гнездо «книжников и фарисеев»!..
Я предпочитала биться на тротуарах, набиваясь с газетами… А тут еще, то — в Гепеу за справкой беги, то с передачей полдня провозишься, то — к прокурору на Спиридоновку (или, как я называла — «козла доить» — аналогия по продуктивности). Случалось, — наберешь с утра газет, займешь очередь у прокурора и тут же в очереди, в здании прокуратуры, торгуешь. Кой-кто из женщин восхищается:
— «Вот баба — бойкая, ловкая!.. Уж эта выхлопочет своего мужа». Да, уж — выхлопотала!..
Особенно хорошо шли у меня газеты 2 раза (тогда я еще в Ленинграде была). Во-первых — когда бомбу в Гепеу бросили. Газетчики наши вяло выкрикивали в этот день, как всегда, «тезисы», предложенные из редакции; я одна, просмотрев газету, обратила внимание на пикантную сенсацию. Стою эдак на Невском проспекте и как кто мимо идет, — громко, отчетливо, глядя в сторону:
— «Бомба в московском ОГПУ! — Красная вечерняя газета!..»
«Бомба в московском ОГПУ» — Прохожий останавливается как ошарашенный дубинкой. Руками, дрожащими от волнения, вытаскивает кошелек и разворачивает газету… Каждому, как, все равно — подарок к именинам: — кто же в Советской России не ненавидит ОГПУ…
Второй раз бойко шли газеты, когда двое хулиганов в Екатериновском парке изнасиловали восьмидесятитрехлетнюю старуху… Честь и слава хулиганам насилующим восьмидесятитрехлетних старух!.. Пошли им бог долголетия и успехов в их доблестных делах газетчикам на радость!..