Архангел
Шрифт:
Такер повернулся к ней.
– Что все это значило?
Она рассказала ему о том, что подслушала, зная, что он не очень хорошо говорит по-русски.
– Похоже, командир базы втянут в эту историю, и он этим недоволен.
Элли вернулась к своей кровати, чтобы переждать, что бы там ни происходило. Такер сделал то же самое напротив нее. Марко запрыгнул рядом с Элли. С бешено колотящимся сердцем она сомневалась, что сможет хотя бы немного вздремнуть.
Снаружи буря усиливалась. Ветер завывал в оконном проеме. Снег падал на стекло сквозь
Она натянула одеяло на плечи и прислонилась к стене. Она, не мигая, смотрела на усиливающийся снегопад.
Затем из коридора донесся крик, достаточно резкий, чтобы его услышали даже за дальней дверью. За ним последовал другой. Тишину заполнили приглушенные сердитые голоса. Затем еще один крик, полный боли.
Элли больше не могла этого выносить. Она вскочила со своей койки, подошла к Такеру и опустилась рядом с ним. Он обнял ее за плечи и притянул к себе. Марко тоже подошел.
Сидеть, прижавшись друг к другу, это все, что они могли делать.
Она уткнулась лицом в Такера, безмолвно умоляя.
Пусть это прекратится...
18:32.
Припарковавшись у задних ворот военно-морской базы, Ковальски попытался съежиться на пассажирском сиденье "Беркута". Он опустил голову и натянул на лицо шерстяную балаклаву.
Юрий стоял у открытой двери, наполовину высунувшись в сторону охранника.
На них летел снег. Ветер хлестал так, что грозил сорвать дверь с кабины. Юрий закричал, чтобы его услышали. Один из охранников проверил его документы, затем посветил Юрию в глаза фонариком.
Юрий выругался в его адрес и ударил по фонарю. Он махнул рукой в сторону двухместного снегохода, который стоял на холостом ходу позади их машины, затем махнул рукой в сторону ворот, явно настаивая на том, что им нужно убираться из-за бури.
Ковальски прижался щекой к его плечу. Радиоприемник, транслирующий происходящее в режиме реального времени, позволил ему в общих чертах следить за ходом спора.
Второй охранник обошел "Беркут", пригибаясь от ветра. Он подошел к кабине со стороны Ковальски.
О-о-о...
Охранник поднял винтовку.
– Предъявите документы!
– крикнул он по-русски.
Ковальски глубоко вздохнул, надеясь, что выглядит достаточно по-русски, потому что в случае чего не сможет говорить на этом языке.
С другой стороны, возможно, единственным способом пройти через эти ворота было побороться.
Ковальски поднял ладонь и потянулся к ручке. Ему пришлось навалиться на нее всем весом, чтобы бороться с ветром. Когда дверь распахнулась, Ковальски опустил вторую руку и незаметно показал кулак с отогнутыми мизинцем и указательным пальцами, в сторону их третьего товарища по команде, затем направил этот жест на охранника, который наклонился и протянул руку за документами Ковальски.
Как и было приказано, Кейн с глухим рычанием бросился мимо Ковальски
От неожиданности охранник отшатнулся, споткнулся и упал спиной в снег.
Юрий закричал, указывая на кабину со стороны Ковальски.
– Смотри, товарищ! Мы все хотим выбраться из этой проклятой бури!
Охранник на земле, конечно же, больше не проявлял интереса к документам Ковальски.
Другой мужчина, наконец, подошел к своей открытой сторожке и нажал кнопку внутри. Забор, увенчанный колючей проволокой, с треском распахнулся.
Юрий запрыгнул обратно в кабину, захлопнул дверцу и, закатив глаза, взглянул на Ковальски. Они въехали в ворота, за ними последовал двухместный снегоход с Сидом и Монком. Сидя за кабиной "Беркута", Вин преувеличенно отдал честь охранникам на прощание, держа одну руку на ручном пулемете.
Две машины покатили по заснеженным улицам, пустынным и продуваемым ветром. Они проехали еще четверть мили, пока их не стало видно охранникам у ворот и, затем остановились.
Юрий повернулся к Ковальски.
– Я доставил тебя внутрь. Теперь тебе решать где искать остальных.
Ковальски пристально посмотрел на своего мохнатого напарника.
– Теперь вся надежда на Кейна.
Кейн опускает голову, прижимаясь носом ко льду и снегу. В его глазах ярко горит приказ. УЧУЯТЬ МАРКО. УЧУЯТЬ ТАКЕРА. Ему не нужны команды, чтобы следовать этим инструкциям. То же желание зажигает его кровь.
Его стая распалась, и он намерен замкнуть этот круг.
За ним слышны тяжелые шаги. За высоким мужчиной следуют две машины, которые едва не затерялись в буре. Его глаза едва видят их, но уши чутко улавливают их грохот и хруст снега под гусеницами.
На данный момент это его новая стая.
Но только на данный момент.
Продолжая идти по территории, он узнает знакомые запахи из лагерей, подобных этому, в прошлом:
— горьковатый привкус сгоревшего масла.
— вонь дыма и пепла.
— тающий запах гниющего мусора.
Он откидывает все это, одно за другим.
Он даже не обращает внимания на пот от страха, который пропитывает одежду человека, идущего на поводу у него.
Имеет значение только один набор запахов. Он запечатлен в нем, означая дом, братство, теплую постель и сытый желудок.
Он поворачивается навстречу ветру, глубоко вдыхая, проводя каждый запах по задней части морды, под глазами, по языку.