Архелоги. Деревня. Полный вариант
Шрифт:
– Джек, Джон! Берите его за ноги, за руки, и кладите на сундук.
Этот предмет мебели служил дежурным спальным местом для вот таких, перебравших самогона, каким сегодня был бедный доктор. Время от времени, на нем обнаруживали себя утром друзья Адамсов. Сундук в свое время был дан тете Тамаре в приданое. Полным постельного белья, одеял, подушек и другой мягкой рухляди, которым она дорожила, как и все женщины. Сверху обшитый плотной тканью с тонкой ватной прослойкой, он был достаточно высок, но узковат и короток, по сравнению с диваном или кроватью. Поэтому пробуждение было всегда мучительным, мало того, что человек просыпался с глубокого похмелья, так он все утро пытался не свалиться с сундука и при этом заснуть. Редко кому такое удавалось. Обычное дело, когда посреди ночи раздавался грохот упавшего тела и неразборчивые ругательства, произнесенные пьяными
Вернулись назад, обсудили выходку дока, особенно интересовали всех - "пьяные собаки". Но потом решили, что все-таки надо поспать и стали укладываться. Так как Джек и Сэм были пришлыми, им постелили на полу, накидав старые пальто и полушубки. Поболтав еще немного уже лежа в постелях, постепенно все угомонились и затихли. Джек долго не мог уснуть. Рядом давно сопел Семен, а у него никак не получалось. Мысли крутились в голове темным вихрем. За то, что вернулся, Джек себя не корил - правильно сделал. Но, что второй поход откладывается или вообще отменяется, его не радовало. Постепенно мысли стали рваными, он стал проваливаться в сон.
"Выбор! Ты должен сделать выбор!" - странный, каркающий голос очень тихо прозвучал у него в голове, но Джек его услышал и открыл глаза.
Он стоял на вершине горы. "Авалон тебя побери! Как я сюда попал?" - мелькнула мысль. "Чей голос слышал, и про какой выбор шла речь?" Джек обвел глазами окрестности. Если окружность в пару сотен километров, видимую с такой высоты, можно назвать окрестностями. Сзади гора достаточно круто поднималась, но вполне достаточно для узкой, сильно петляющей, но все-таки тропинки. Заканчиваясь на маленькой площадке, на которой размещался странный камень и стоял Джек. Артефакт - другого слова он не смог подобрать. Огромная плита из черного, полированного гранита, сверху донизу покрытого строчками письма. Джек, естественно, умел читать. И не только по-русски, но и по-английски. Хоть английский был и мертвый язык, на нем никто из знакомых не говорил, но читать на нем многие умели. Потому что встречались вещи и приборы с надписями на нем. Но текст на плите написан был непонятными буквами, и как он не всматривался в них, не мог разобрать ничего.
– Выбор! Сделай его!
– еще раз прозвучал голос, и Джек, вздрогнув, оторвался от плиты и оглянулся.
Площадка в четыре квадратных метра. Какой от него требуется сделать выбор? Он шагнул к краю и глянул вниз. Завораживающий вид проплывающих внизу облаков и сквозь прорехи в них, далеко внизу видны острые пики скал, хищно поднимающихся вверх. "Вот бы мне заиметь крылья!" - вздохнул парень и повернулся к плите. Она странно мерцала. Это было видно даже при свете дня. Джек попытался протереть глаза, но рук... Рук не было!!! вместо них у него выросли крылья. Он раскинул руки, и крылья развернулись во всей красе. Джек сделал шаг к плите, крылья исчезли, и он стоял с распростертыми руками, а плита замерцала сильней, как будто ждала его. Сделал шаг назад и белоснежные перья снова сверкали на солнце, а артефакт, как будто сник, снизив мерцание до еле видимого.
И Джек понял, что за выбор должен сделать. Вернулся обратно, раскинул руки, они тут же развернулись в большие белые крылья, застыл на секунду и шагнул в пропасть. Засвистел воздух в ушах, рассекаемый сильными крыльями, и он уже собрался лететь далеко-далеко, чтобы не видеть и слышать этих проклятых монахов, как вдруг раздался такой страшный грохот, что он зажмурился. Осторожно открыл глаза и застонал от досады. Он лежал на полу, на куче старых фуфаек, а грохот был от падания доктора. И сейчас, не просыпаясь, док пытался взобраться на старый сундук, с которого свалился во сне. У него это получилось, и он блаженно затих на нем, так и не открыв глаза.
Дженни тоже не могла долго заснуть. Крутилась на своей кровати и ни как не могла найти место. Наконец пристроилась, затихла и на этой грани между явью и сном она почувствовала, что в ее голову как будто кто-то пробрался. Аккуратно шевелил все ее воспоминания, начиная с самого детства. Дженни прямо ощущала, что тот - "чужой", роется у нее в голове, как у себя в комоде. Как будто перебирает вещи, примиряет их и то, что не подходит - отбрасывает в сторону. И при этом он что-то бормочет непонятное. Она старалась разобрать слова, чтобы понять, что этот человек ищет в ее воспоминаниях и мыслях, но не получалось. Попыталась проснуться, но тоже не вышло. К тому же, ни рукой, ни ногой не могла пошевелить. Глаза не открывались, крикнуть тоже не получалось, рот как будто был заклеен. Липкое чувство страха охватило ее. Но через
Вдохнув воздух, она закашлялась и села на кровати, вытирая холодный пот. " Ужас какой-то! Надо же, приснится же такое!" - подумала она и почувствовала боль и жжение в руках. Оказалось, что она с такой силой сжимала кулаки во сне, что ее, хоть и короткие ногти, прорезали ладонь, и соленый пот со лба попал в ранки. Простыня вся была в кровавых пятнах, и девушка сдернула простыню, решив заменить ее, чтобы утром не пришлось краснеть перед парнями. Расстелив чистое белье, она взяла, скомкав, старую простыню и понесла ее застирать, пока кровь не засохла окончательно. Аккуратно перешагнув через спавших ребят, она на цыпочках дошла до лестницы и спустилась вниз. Там поняла, что делала это совершенно зря. Праздник удался. В большой комнате, куда переместились взрослые со двора, все было вверх дном. Она тихо пробралась мимо стола, за которым спали, сложив буйные головы в борьбе с зеленым змием, отец с кузнецом и вышла во двор.
Стояла глубокая ночь, но было светло. На небе не было ни облачка, и крупные яркие звезды усыпали все небо. Полная луна холодно светила с неба, безразлично глядя сверху. Простирнула простыню в бочке и повесила ее на веревку. Сходила в туалет и, вернувшись, села на крылечко. В одной сорочке было холодно и она, зайдя в сени, накинула на плечи отцову куртку. Сон пропал совершенно. Она не могла забыть эти холодные щупальца, копавшиеся в ее мыслях и эти слова услышанные ей напоследок. Перебирая в памяти все с ней произошедшее за последнее время, она пыталась вспомнить, не было ли таких снов у нее раньше. То, что она спать стала хуже, после возвращения домой, это точно. Каждое утро она просыпалась совершенно разбитой, как будто всю ночь разгружала телегу дров. Случайно глянула вверх и оцепенела. Луна была кроваво-красного цвета. Дженни даже не поверила своим глазам - потерла их. "Что за черт!" - мелькнула мысль. "Никогда не видела ее такого цвета! Не к добру это!" и снова ей пришел на ум сегодняшний сон. "А вдруг это было на самом деле? И храмовники вычислили, кто убил их братьев? Тогда нужно немедленно уходить из деревни... Дженни боялась разбудить отца и рассказать ему сон - он может поднять на смех. Кому еще можно сказать и посоветоваться? Матери? Она начнет охать и ахать, и все равно придется все рассказывать отцу. Так что лучше сразу к нему идти. И она приняла решение. Зашла в комнату и сначала бросила взгляд на часы - на них было шесть тридцать утра. В принципе, не такое и раннее утро. Когда они собирались в рейды, бывало, и раньше вставали. Подошла к отцу и легонько тронула за плечо. Он тут же поднял голову:
– Что случилось?
– Давай, выйдем - хочу кое-что тебе рассказать!
– Тихо сказала дочь и Георгий, молча, не задавая вопросов, встал и, забрав со стола кисет с табаком, и взяв автомат, пошел вслед за ней во двор. Уже там, поняв, что ничего экстраординарного, типа нападения, не случилось, он сел на ступеньку, положил оружие рядом и стал набивать трубку.
– То, что ты хотела рассказать, до утра не могло потерпеть?
– спросил Георгий у дочери, раскуривая трубку. Пыхнув пару раз, раскуривая, и пошел в сортир. Дженни терпеливо ждала, понимая, что у отца отвратительное настроение и надо иметь вескую причину для его подъема в такую рань.
– Папа, может тебе полечиться?
– участливо спросила, когда он схватился за голову.
– О! Молодец, дочка!
– воскликнул, обрадовано Георгий и вскочил, но покачнувшись опять сел и жалобным тоном произнес, - Может, ты поухаживаешь за отцом?
Понимающе кивнув, дочь пошла в дом, проверила бутылки и нашла одну, в которой оставалось грамм сто на донышке. Налила в стакан и, прихватив соленый огурец, принесла лекарство папе.
Хлопнув в один глоток, Георгий с шумом занюхал огурцом, потом откусил кусок и, закрыв глаза, блаженно затих. Посидел пару минут, потом выдохнул воздух и уже другим, бодрым тоном спросил: