Археолог: солнечный камень
Шрифт:
Я зачерпнул полную кружку воды и с наслаждением выпил. А потом поманил к себе Олю.
— Что, Саша?
От Оли пахло свежим потом и чуть-чуть — духами. Это не на шутку возбуждало, и я немного отодвинулся.
— Оля, — тихо спросил я, чтобы никто не слышал. — Как комсомол относится к пьянству?
— Да ну тебя! — фыркнула Оля. — Опять шутишь?
— Да нет, я серьёзно.
— Отрицательно относится. Сам же знаешь!
— Послушай. Тут неподалёку живёт один хороший человек. Только он сильно выпивает. Как думаешь — может, сходим к нему от
— А тебе это зачем? — с подозрением спросила Оля.
Я пожал плечами, стараясь выглядеть искренне.
— Ну, как зачем? Я уже два раза умудрился в историю влипнуть. Валерий Михайлович на меня волком смотрит. А тут — общественная нагрузка. Плюсик в личное дело.
— Давай! — загорелась Оля. — А когда пойдём? Сегодня? Ребят с собой возьмём?
— Обязательно возьмём, — кивнул я. — Вдруг у него там собутыльники. Только давай не сегодня, а завтра. Сегодня я на танцы иду.
— Со Светкой? — хмуро спросила Оля.
— Ну да, — простодушно кивнул я. — И вы с Севкой приходите. Вместе веселее.
Я зачерпнул из ведра ещё воды и протянул кружку Оле.
— Хочешь?
— Спасибо, Саша, — ответила она.
Сделала пару глотков и легко спрыгнула в раскоп.
— Гореликов! — прошипел у меня над ухом Жорик. — Ты всё с девочками, да с девочками. А работать кто будет?
Не отвечая ему, я вздохнул и снова взялся за лопату.
А вечером мы со Светкой кружились под музыку на бетонной площадке летней эстрады. Я легко прижимал девушку к себе, и она не отстранялась. Только иногда запрокидывала голову, чтобы взглянуть мне в глаза, и весело улыбалась.
Полная женщина в белом фартуке продавала мороженое из тележки. Устав танцевать, мы подошли к ней и взяли по брикету. Холодный сладкий пломбир остужал разгорячённое горло. Я старался откусывать мороженое маленькими кусочками, чтобы не простудиться.
Потом мы опять танцевали. И когда Светка в очередной раз запрокинула голову, я наклонился и легко поцеловал её в губы.
А над эстрадой плыла музыка и перемешивалась в тёплом вечернем воздухе с ароматом цветущих лип.
— Пойдём потом гулять по берегу? — спросила Светка, глядя мне прямо в глаза.
— Конечно, — ответил я. — С удовольствием.
Апрель 997-го года. Деревня пруссов
— С твоим спутником всё будет хорошо, — убеждал Эрик Адальберта. — Как только он придёт в себя, его приведут к вам.
Они спускались с вершины холма к торговой площади. В одной руке Адальберт держал Евангелие, второй расстроенно мял подол рясы.
Обморок Бенедикта расстроил переговоры. Увидев, упавшего монаха, вождь приказал перенести его в постель и отыскать лекаря. А Адальберту велел возвращаться в дом Эрика и там ждать, когда его позовут. Чтобы Адальберт не рискнул нарушить приказ, вождь отправил с ним Эрика.
— Зачем я разрешил Бенедикту пойти со мной? —
Но Эрик услышал его.
— Не расстраивайся. Вождь непременно позовёт тебя, и ещё не раз. Я видел — ему было интересно говорить с тобой.
— Я волнуюсь о своём спутнике, — с достоинством ответил Адальберт.
— Не стоит, — улыбнулся Эрик. — С ним всё будет в порядке. Такие раны наши лекари умеют лечить.
Эрик внимательно взглянул на епископа. Кажется, Адальберт и в самом деле ничего не заметил. Ну, оно и к лучшему.
Чтобы повернуть мысли епископа в другую сторону, Эрик сказал:
— Надеюсь, что твоя миссия будет успешна. Я не пойду, против воли вождя, но если он разрешит — попрошу тебя лично крестить моих сыновей. Пусть растут в вере предков.
Эта поддержка обрадовала епископа. Он заметно успокоился, поднял глаза от земли и стал разглядывать дома вокруг.
— Расскажи мне, как вы живёте? — с любопытством спросил он Эрика.
— Хорошо живём, — улыбнулся рыжебородый. — Дружно. Сеем ячмень и лён, разводим коров и коз. Ловим рыбу, охотимся, собираем мёд и солнечный камень.
Он пошёл чуть медленнее. Адальберт тоже убавил шаг. Он был рад прогулке — это намного лучше, чем сидеть взаперти и тревожиться о судьбе Бенедикта.
— Все пруссы — свободные люди, — продолжал Эрик. — У нас есть вожди и жрецы. Жрецов нам посылают боги, а вождей мы выбираем сами. Но даже вождь сам обрабатывает своё поле с ячменём, если не хочет остаться голодным.
Это было настолько необычно, что Адальберт едва верил своим ушам.
— А если неурожай? Если у кого-то не уродится хлеб, или рыба уйдёт в море, и рыбаки останутся без улова?
— Община помогает тому, на кого свалилось несчастье, — ответил Эрик. — А он отдаёт долг из будущего урожая.
— А если не сможет отдать? — упорствовал Адальберт.
— Тогда долг ему прощают.
— Удобно для лентяев, — пробормотал епископ себе под нос.
— Нет, — улыбнулся Эрик. — Лентяев у нас нет. Мы все живём на виду друг у друга, и лентяй очень быстро покидает общину. Или становится жертвой для богов, чтобы они были милостивы к остальным.
— Вы приносите в жертву людей? — изумился епископ.
— Только тех, кто нарушает законы общины, — сурово ответил Эрик. — А у вас разве не так? Расскажи — как живут крестьяне в твоей стране?
— Крестьяне обрабатывают землю, — сказал епископ. — И платят барону или графу за то, что он защищает их от врагов.
— А если не могут, или не хотят заплатить? — спросил Эрик. — Если неурожай?
Адальберт промолчал.
— Я уже говорил тебе, что не всю жизнь прожил среди пруссов, — продолжал Эрик. — И хотя попал к ним в плен совсем молодым, но кое-что повидать успел. Мы с нашим конунгом ходили в походы и на франков, и на полабские племена. И везде одно и то же. Если крестьяне не хотят, или не могут платить барону — он нападает на них с дружиной и убивает, или делает своими рабами. Ведь так?