Архив Троцкого (Том 1)
Шрифт:
Что Чан Кайши выполнил работу либерально-республиканского генерала Кавеньяка — это теперь уже стало общим местом. Эту аналогию повторяют, вслед за оппозицией, и тезисы Сталина. Но эту аналогию необходимо дополнить. Кавеньяк был бы невозможен без Лендрю-Ролленов[136], Луи-Бланов[137] и других фразеров общенационального фронта. Кто же играл эту роль в Китае? Не только Ван Цзинвей, но и руководители китайской компартии и, главное, их вдохновители из ИККИ. Если этого открыто не сказать, не разъяснить, не втолковать, то философия двух путей послужит только маскировкой для луи-блановщины и мартыновщины, т. е. подготовит повторение апрельской трагедии на новом этапе китайской революции.
16. Чтобы иметь право говорить о борьбе за большевистский путь демократической революции, надо иметь основное орудие пролетарской политики: самостоятельную пролетарскую партию, борющуюся под собственным знаменем и ни на минуту не допускающую растворения своей политики и организации в политике и организации других классов. Без обеспечения полной теоретической, политической и организационной самостоятельности компартии всякие разговоры о «двух путях» представляют собой прямое издевательство над большевизмом. Между тем, китайская компартия на деле находилась все время не в союзе с революционной мелкобуржуазной частью Гоминьдана, но в подчинении всему Гоминьдану, которым на деле руководила крупная буржуазия, сосредоточившая в своих руках армию и власть. Компартия подчинялась политической дисциплине Чан Кайши. Компартия подписывала обязательство не критиковать суньятсенизма, т. е. мелкобуржуазной теории, направленной не только против империализма, но и против классовой борьбы. Компартия лишена была своих органов печати, т. е. основного орудия самостоятельной партии. Говорить в таких условиях о борьбе пролетариата за гегемонию — значит обманывать себя и других.
17. Чем объясняется подчиненное, обезличенное, политически недостойное положение компартии в чанкайшистском Гоминьдане? Установкой на единство национального фронта под фактическим руководством буржуазии, которая будто бы «не может» оторваться от революции (школа Мартынова), т. е. фактически отрицанием второго, большевистского, пути, о котором тезисы Сталина задним числом говорят только для маскировки.
Оправдывать такую политику необходимостью союза рабочих с крестьянами значит и самый этот союз превращать в фразу, в маскировку для командной политической роли буржуазии. Зависимое положение компартии как неизбежный результат «блока четырех классов» было главным препятствием на пути рабочего и крестьянского движения, а, значит, и настоящего союза пролетариата с крестьянством, без чего и думать нельзя о победе китайской революции.
18. Как же должно обстоять с компартией в будущем?
В тезисах есть на этот счет одна единственная фраза, но такая, которая способна посеять величайшую путаницу и причинить непоправимый вред. «...Борясь в одних рядах с революционными гоминьдановцами, —говорят тезисы Сталина, — компартия должна более чем когда-либо сохранить свою самостоятельность». Сохранить? Но ведь до сих пор компартия этой самостоятельности не имела. Ведь именно несамостоятельность ее есть узел всех зол и всех ошибок. Тезисы предлагают в этом коренном вопросе не покончить раз навсегда с практикой вчерашнего дня, а, наоборот, сохранить ее «более, чем когда-либо». Но ведь это и значит сохранить идеологическую, политическую и организационную зависимость партии пролетариата от мелкобуржуазной партии, которая тем самым будет неизбежно превращаться в орудие крупной буржуазии.
Для того чтобы оправдать ложную политику, приходится зависимость называть независимостью и требовать сохранения того, что должно быть раз навсегда похоронено.
19. Китайский большевизм может вырасти только из беспощадной самокритики со стороны лучших элементов нынешней компартии. Помочь им в этом — наша прямая обязанность. Попытка замазать ошибки прошлого, искусственно затормозив их обсуждение, причинит величайшие беды в первую голову китайской коммунистической партии. Если мы не поможем ей в кратчайший срок очиститься от меньшевизма и меньшевиков, она войдет в полосу затяжного кризиса с расколами, выходами из партии и ожесточенной борьбой отдельных групп. Жестокие поражения оппортунизма могут, сверх того, проложить дорогу анархо-синдикалистским влияниям[138].
Если коммунистическая партия, несмотря на массовое рабочее движение, на мощно развивающиеся профессиональные союзы, на аграрно-революционное движение деревни, должна составлять по-прежнему подчиненную часть буржуазной партии и в качестве бессильного придатка входить в создаваемое этой буржуазной партией национальное правительство, тогда надо бы прямо сказать: для коммунистической партии в Китае время еще не настало. Ибо лучше совсем не создавать коммунистической партии, чем так жестоко компрометировать ее в эпоху революции, т. е. тогда именно, когда кровью закрепляются связи с рабочими массами и создаются великие традиции, действующие в течение десятилетий.
20. В тезисах тов. Сталина есть, разумеется, целый раздел, посвященный «ошибкам оппозиции». Вместо того чтобы ударить направо, т. е. по ошибкам самого Сталина, тезисы пытаются бить налево, усугубляют тем самым ошибки, накопляют путаницу, затрудняют выход и сталкивают линию руководства в трясину соглашательства.
21. Главное обвинение: оппозиция «не понимает, что революция в Китае не может развиваться быстрым темпом». Тезисы припутывают здесь к чему-то темп Октябрьской революции. Если ставить вопрос о темпе, то его надо измерять не внешним аршином Октябрьской революции, а выводить из внутренних классовых отношений самой китайской революции. Китайская буржуазия, как известно, не посчиталась с предписанием насчет медленного темпа. Она сочла в апреле 1927 года вполне своевременным скинуть столь хорошо послужившую ей маску единого фронта, чтобы изо всех сил ударить по революции. Компартия, пролетариат, а за ними и левые гоминьдановцы оказались к этому удару совершенно неподготовленными. Почему? Потому что руководство рассчитывало на более медленный темп, безнадежно отставало, имело хвостистский характер.
23 апреля, т. е. после переворота Чан Кайши, ЦК Гоминьдана вместе с уханьским «левым» правительством опубликовал манифест, в котором говорится:
«...Теперь мы можем только сожалеть (!) о том, что не действовали, пока не было поздно. В этом мы приносим свои искренние извинения (!).» (Правда, 23 апреля).
В этих жалких и плаксивых словах заключено, помимо воли авторов, беспощадное опровержение сталинской философии насчет «темпа» китайской революции.
22. Мы продолжали поддерживать блок с буржуазией, в то время как рабочие массы рвались на самостоятельную борьбу. Мы пытались использовать опыт «правых» и оказались орудием в их руках. Мы проводили политику страуса, замалчивая в печати и скрывая от собственной партии первый переворот Чан Кайши в марте 1926 г., расстрелы рабочих и крестьян и все вообще факты, характеризовавшие контрреволюционный характер гоминьдановского руководства. Мы забыли позаботиться о самостоятельности собственной партии. Мы не создали для нее газеты. «Мы практически пожертвовали интересами рабочих и крестьян» (Тань Пиншань). Мы не сделали ни одного серьезного шага, чтобы овладеть солдатскими массами. Мы позволили банде Чан Кайши установить «военную диктатуру центра», т. е. буржуазной контрреволюции. Еще накануне переворота мы рекламировали Чан Кайши. Мы утверждали, что он «подчинился дисциплине» и что нам удалось «умелым тактическим маневром предупредить угрожавший китайской революции резкий поворот направо» (предисловие Раскольникова к брошюре Тань Пиншаня). Мы отставали от событий по всей линии. На каждом шагу мы теряли темп в пользу буржуазии. Мы подготовили таким путем наиболее благоприятные условия для буржуазной контрреволюции. Левый Гоминьдан приносит по этому поводу, по крайней мере, свои «искренние извинения». А тезисы Сталина из всей этой цепи поистине беспримерных хвостистских ошибок делают тот замечательный вывод, что оппозиция требует... слишком быстрого темпа.
23. Все чаще слышатся на наших партийных собраниях об винения против «ультралевых» шанхайцев и вообще против китайских рабочих, которые своими «эксцессами» провоцировали Чан Кайши. Никаких данных на этот счет никто не приводит. Да и что они могли бы доказать? Без так называемых «эксцессов» не обходится ни одна действительно народная революция, вовлекающая в свой водоворот миллионы. Политика, которая хочет предписать впервые пробужденным массам маршрут, не нарушающий буржуазного «порядка», есть политика безнадежной филистерской тупости. Она всегда расшибала себе лоб об логику гражданской войны и, посылая запоздалые проклятия Кавеньякам и Корниловым[139], обличала в то же время «эксцессы» слева.
«Вина» китайских рабочих в том, что критический момент революции застал их неподготовленными, неорганизованными, невооруженными. Но это не вина, а беда их. Ответственность за нее целиком ложится на неправильное руководство, безнадежно упускавшее темп.
24. О нынешнем состоянии китайской революции тезисы сообщают: «Переворот Чан Кайши означает, что в Южном Китае отныне будут два лагеря, два правительства, две армии, два центра, центр революции в Ухани и центр контрреволюции в Нанкине». Неверная, поверхностная, вульгарная характеристика положения! Дело не просто в двух половинках Гоминьдана, а в новой группировке классовых сил. Думать, что правительство в Ухани есть уже готовый центр и что оно будет попросту продолжать революцию с того места, на котором ее задержал и опрокинул Чан Кайши, значит рассматривать контрреволюционный переворот в апреле как личную «перебежку», как «эпизод», т. е. ничего не понимать.