Архив Троцкого (Том 2)
Шрифт:
Ворошилов. На одной шестой части земной поверхности.
Бухарин. Мы знаем целый ряд, несколько десятков различных террористических актов. Да вот товарищ Эйхе[464] заявил, что улучшение положения он видит в том, чтобы меньше стреляли в наших товарищей. Мы имеем мятеж или бунт в Семипалатинске, мы имели погромчики на ленинградской и московской биржах, мы имели восстание в Кабарде и целом ряде других мест.
Скрыпник[465]. Все это было и в прошлом году, только теперь острее.
Бухарин.
Разве хоть один товарищ говорил в прошлом году что-нибудь подобное? Товарищ Сапов:
«Мы имели, примерно, массовых выступлений до 50-ти в своем округе, имели крестьянскую демонстрацию в городе. Везде и всюду на основании самых точных, самых объективных и проверенных документов мы установили, что руководство везде и всюду принадлежало кулаку».
Были ли в прошлом году крестьянские демонстрации в городе?
Голос. Первого мая.
Бухарин. Товарищ Чернявский[467]:
«Мы имеем такое положение, когда беднота в своих демонстрациях в городе идет не к представителям советской власти, а идет к рабочим — своим шефам на предприятиях».
Тут же Чернявский говорит:
«Мы имеем выступление старых партизанов-революционеров, когда они приходят к советской власти, к военкому и заявляют: «Что, дадите нам хлеба? Мы советскую власть завоевали, мы можем ее и отвоевать.» Это, товарищи, не один факт. В Одесском округе это массовое явление».
Каганович. Там и другие речи были. Надо и те речи цитировать.
Бухарин. Там были и другие речи, но я не считаю, что это есть правильная оценка положения. Но если на пленуме ЦК одной из братских партий, входящих в состав нашей партии, раздаются такие речи, то это все-таки кое-что симптоматизирует.
Стецкий. А генеральный секретарь тов. Каганович приезжает сюда и ничего об этом не говорит.
Каганович. Дайте мне два часа, как тов. Бухарину, и я вам все расскажу и речи процитирую.
Косиор. Стецкому из Ленинграда дальше всех видно.
Бухарин. Я говорю, что все-таки нельзя сказать, что в прошлом году были такие речи. Владимир Ильич никогда не требовал, чтобы замалчивались факты. Факты нужно знать наперед, и каждый такой факт регулировать.
Ворошилов. Кем это отрицается, кого ты убеждаешь?
Бухарин. Я не знаю, кем это отрицается, но знаю, что сам я узнал об этом только вчера.
Ворошилов. А я от тебя знал это полтора месяца тому назад. Ты же меня информировал.
Бухарин. Я тебя информировал по части того, что узнал. Специально для этого дела потребовалось, чтобы я два дня в ГПУ просидел.
Ворошилов. Я об этом знал по долгу службы.
Косиор. За что вы его посадили в ГПУ? (Смех.)
Менжинский. За паникерство. (Смех.)
Бухарин. Так вот, если мы поставим перед собою вопрос относительно нашего теперешнего положения, можно ли оценивать наше теперешнее положение таким образом, что мы имеем перед собой два звонка, а третий на очереди...
Косиор. Третьего звонка у нас вообще не бывает.
Голос. Третий звонок отменен на железной дороге.
Бухарин. Мне кажется, что такая оценка неправильна, но можно ли было бы сказать, что у нас реальная угроза смычке между рабочим классом и крестьянством. Можно, и мы должны исходить из констатирования этого факта.
Молотов. При продолжении чрезвычайных мер.
Бухарин. При дальнейшем продолжении чрезвычайных мер, это верно. Т. е. угроза сейчас есть, и если бы мы продолжали сейчас чрезвычайные меры, то угроза росла бы. Поэтому мы чрезвычайные меры сейчас снимаем.
Голос. Иногда не снимаем. (Шум.)
Бухарин. Погодите, я вам отвечу на все.
Ворошилов. Ты часа на три зарядил, как видно, недаром перенесли твое слово.
Бухарин. Нужно исходить из того, что, когда мы в период прежнего времени применяли чрезвычайные меры, мы имели действительно процесс известного перерастания чрезвычайных мер в то, что можно назвать «тенденцией в сторону военного коммунизма». Этого отрицать нельзя. Мы только что во время программной дискуссии определили военный коммунизм как систему, которая ставит своей целью рациональное потребление при урезке индивидуалистического стимула мелкого производителя, при реквизициях, конфискациях и пр. Не стоит говорить, что такие элементы в нашей теперешней системе есть, что мы не могли бы развиваться при продолжении системы чрезвычайных мер. Это было бы системой военного коммунизма, но, во-первых, без войны, во-вторых, когда «земельный» аргумент для мужика исчез. Когда мы прибегали к военно-коммунистическим предприятиям в прошлом году, у нас было, до известной степени, равенство в нищете, т. е. кадровый состав наших работников точно так же сидел на пайке, а когда сейчас вводится карточная система, то бытовые, потребительские и всякие иные условия различны, т. к. те, которые вводят карточную систему, сами на пайке не сидят.
Голос. Можно посадить.
Бухарин. Я говорю сейчас о том, что есть. Эта история чревата очень крупными социальными опасностями, и это нужно иметь в виду. А результат какой? Подытоживая то, что у нас есть, мы говорим: чрезвычайные меры изжили себя. Их действие превращается в собственную противоположность. Но перед нами сейчас уже стоит вопрос насчет перспектив, и этот вопрос потруднее. И вот, первым предложением, которое выражено в известном письме Фрумкина и которое подкреплено целым рядом других документов...