Архив
Шрифт:
– Подождите! – Врач, как назло, закончил и складывал препараты обратно в свою сумку. Разговаривать с его халатом было удобно. Или, на худой конец, оттолкнуть бы его, мол, не волнует меня собственная боль, я – за справедливость! Полицейские повернулись обратно на зов: – За мной.
Антон наконец встал, морщась от боли и легкого головокружения, потягиваясь и немного разминая ногу. Хоть бы Владимир остановил и протянул блистер с парой таблеток обезболивающего, но не дождешься – его и в аптеках не густо осталось, а тут тратиться даже не на помирающую старушку, а из «этих Управленцев», как за глаза называют Антона. А он и привык терпеть. Так что даже «спасибо» не скажет – ему ведь никто не говорит.
«Возможно, потому что все твои… пациенты… уже умерли?»
Они направились вперед, к тому самому человеку, на чьем счету как минимум одна покореженная за сегодня жизнь. Хотя, какой-то очередной иммигрант стал недееспособен. Ну отправят его обратно на родину за счет государства, да и делов-то. Интересно, тот идиот, что все это устроил, хоть это понимает? Нет, скорее всего. Вряд ли он знаком с понятиями «государство» и «иммигрант». И уж точно не знаком со словом «ответственность». Это редкое явление даже для психически здоровых.
Мерно раскачиваясь, он напрягся, когда на его шею легла тяжелая шершавая ладонь и, схватив за воротник застиранной рубашки, рванула наверх и повернула лицом к толпе. Откуда-то со стороны раздался хриплый голос Антона:
– Его кто-нибудь узнает? Видел его кто-нибудь?
Толпа молчала, переминалась, переглядывалась, морозилась. Каждый, глядя на другого, будто вещал в какое-то ментальное пространство две мысли: «ну ты, сосед, давай, говори. Я-то знаю, что ты знаешь» и «А я чего? Я не видел ничего, я вообще мимо шел», пока наконец один из остолопов не собрал волю и яйца в кулак и не крикнул пискливо:
– Ну я видел… он оттуда выходил.
– Откуда? – Антон сначала даже не понял, от кого конкретно исходит голос, и начал заглядывать за плечи ближайшему из зевак, будто изображая, как ему интересно и срочно нужно узнать, откуда выплыл этот умалишенный, что смиренно висел на его руке, смущенно пряча глаза от толпы в старый шершавый асфальт.
– Оттуда. – В шепчущейся толпе вздернулась рука и указала на ближайшую постройку с цокольным, подвальным этажом. Невзрачное здание с решетками на окнах, ничем не приметное, кроме вывески «РосТуры», мерцающей дешевыми красными светодиодами, большая часть из которых уже выгорела.
– Понятно. – Про «РосТуры» Антон ничего не слышал, но название говорило само за себя: очередная контора, которая втридорога предлагала путешествия в полувоенный, оккупированный Крым, где только на далеких диких пляжах можно было затеряться от войны и грохота бомбардировок. Больше уехать отсюда было почти некуда для простых смертных, в Сирию разве что, но там совсем жарко… Поэтому возникал закономерный вопрос: А стоит ли вообще? «Справедливо», отвечало себе подавляющее большинство обывателей и со спокойной душой просиживало плановые отпуска дома перед телевизором или на даче, кто успел ухватить клочок земли в собственность в свое время. Уж лучше так, чем сдохнуть от шальной пули не тобою начатой войны.
– А еще кого-нибудь видел? Тут два бугая в черных костюмах стояли.
– Стояли, да, только делись куда-то. Не знаю куда. – Тот же голосок раздавался откуда-то из толпы, и Антон, по всем правилам, должен был задержать его, найти пару понятых, изложить его показания на бумаге, только как же тут найдешь заинтересованных граждан, не говоря уже о чистой бумаге. Пусть лучше идет, куда шел, целее будет. Антон – сотрудник Управления. Одно его слово перевесит любое другое, подтвержденное показаниями, в суде. «В суде», да, как же. Хех…
– Ладно. Держи – передал одному гаишнику виновника торжества, а у второго потребовал: – Телефон дай.
– Держи… те… – Антон напомнил рядовым сотрудникам МВД глубокую разницу в его положении в иерархии и их, но все же принял тонкий разблокированный, высокотехнологичный, как пела зазывающая реклама РосТех'а по телевизору, ударопрочный кирпичик из пластика, и совсем не потерялся в иконках домашнего экрана. Ведь они для госслужащих примерно одинаковые: иконки сообщений, звонков, диктофона, камеры, распознавания почерка, отпечатков пальцев, и вот эта, нужная Антону – распознавание лиц. Он навел аппарат на потерянного в истории и пространстве парня, зажатого между двумя тушами сотрудников, облаченных в необъятные желтые светоотражающие жилеты, «по фигуре», и рявкнул:
– Смирно стой!
Тыкнул в красную кнопку. Телефон синтетически сымитировал звук спуска затвора и вывел на экран сделанную фотографию.
Фотография все же вышла немного смазанной, потому что этот идиот все так же вертел башкой, разглядывая все вокруг, как маленький ребенок, а не смотрел в камеру. Хорошо хоть не восклицал: «Мама, мама, смотри, какой балкон! А там тоже люди живут?..» Люди в этой стране не живут уже давно, но полицейские точно ответили бы по-другому.
«Лицо не распознаешь. Видать, по отпечаткам придется». Будто бы второй раз сфотографировать, дав предварительно затрещину и рявкнув, нельзя. Впрочем, Антон плохо дружил с техникой, а сейчас, после мощного удара в голову – и с логикой. Иначе экстренно вызвал бы помощь сам, через браслет, а не просил прохожих, прячась от реальности в своих миражах.
Антон уставился в экран, вернулся в основное меню, тыкнул на другую иконку, подошел к имбецилу, дернул его руку под скованное шипение и прислонил большой палец к специальному сканеру. Телефон ощутил касание уникального узора отпечатка, отсканировал его, отправил запрос в базу данных, подождал ответа, и ответ гласил: «Не найдено».
Антон удивленно вскинул бровь, но попробовал еще раз, с тем же результатом после недолгого ожидания. И с пальцем на другой руке («Мало ли, всякое бывает…») тоже попробовал, безрезультатно. Хмыкнул заинтересованно, но продолжать тщетные попытки опознать умалишенного не стал.
Вместо этого он молча развернулся и пошел к тому подвальному турагентству. Пятиэтажное старое здание немного нависало узкими балконами и высокими зашторенными изнутри окнами. А снаружи – решетки, и редко – черные чугунные горшки для цветов с пожухлыми, вялыми растениями, которые подохнут с первыми заморозками, чтобы на их место по весне высадили новые, если, конечно, хозяевам больше нечем будет заняться и если они, хозяева, вообще есть, до сих пор тут живут, а не сбежали давным-давно в теплые-теплые страны.