Архив
Шрифт:
Антон застучал ладонью по двери и вслушался: не принесет ли эхо изнутри шаркающие шаги.
Вместо этого тот самый сгорбившийся мужик в трениках («баба вытрясла с балкона накануне?») с соседнего подъезда, придерживаясь за штатив капельницы на колесиках, прохромал к Антону. Без толку делать вид, что не замечаешь этого очередного попрошайку, будто бы он, кряхтя, направляется не к тебе, а к кому-то другому. К тебе, именно к тебе, ведь больше никого вокруг в такую рань нет. Лучше ответь, а то сам сойдешь за аутиста.
– Граж… – Закашлялся, держась свободной рукой за живот в районе печени. – Гражданин начальник, сигаретки не найдется?.. – Его кисть и пальцы были покрыты какими-то давно поплывшими и выцветшими синюшными тюремными татуировками на облезлой, покрытой язвами коже.
– Не курю. Да и тебе не стоило бы…
Постоялец госпиталя («Или хосписа?..») снова закашлялся и схаркнул розовой мокротой прямо под ноги Антону:
– Да пошел ты… – Мотнул головой на дверь и табличку с надписью «Морг». – Туда тебе и дорога, падла. – Тяжко развернулся и поплелся к своим дружкам, таким же чахлым доходягам, мотая головой.
Только сейчас, разглядывая удаляющуюся сутулую фигуру, он заметил граффити на облезлой кирпичной стене морга: «Зачем ты живешь?» Мысленно ответить ему было нечего. Не то, чтобы отмщение за Лизу стало смыслом жизни, но маниакальности в его поступки добавило.
Антон постучал снова, и на этот раз изнутри донеслись звуки: чертыханья и шаркающие шаги по кафельному полу. Спустя секунду щелкнул несколько раз замок, и дверь резко открыл высоченный мужчина, облаченный в заляпанный застиранными пятнами крови бледно-белый халат и огромные желтые резиновые рукавицы до локтей. В тонких круглых очках, размывающих преломлением форму и даже цвет глаз, чуть седоватый, с неряшливой козлиной бородкой и с отпечатком раздражения на сухом лице.
– Вам чего?
– Доброе утро. Я Вам звонил сегодня, по поводу Елизаветы… – И дозвониться стоило некоторых усилий: сонные операторы разных служб долго скидывали его друг на друга, надеясь, что Антон оставит свои попытки отыскать труп «сестренки» или хотя бы отложит поиски на чуть более адекватное время суток.
– Было дело. Ну проходите.
Антон вошел и в сотый раз почуял этот характерный аромат склада мертвых тел, последнего пристанища грешных душ в миру. Он не смывается, не отстирывается, не отстает. Стоит хотя бы на миг им пропитаться, и он останется с тобой надолго. Даже вылить на себя целый флакон поддельных духов – не поможет.
Трупный запах – смесь мочи, кала, крови и легкие нотки формалина, не заменяющие, но усугубляющие этот букет человеческих испражнений. Миллионы лет эволюция работала над этим подсознательным инстинктом, впечатывала запах трупа в ДНК, так что даже самый задохлый астматик или курильщик от тебя его почует и обойдет стороной, не говоря уж о бездомных псах, которых одним своим присутствием можно распугивать похлеще газовых баллончиков или озонистого привкуса электрошокеров.
Антон никак не мог привыкнуть к этим реалиям человеческой смерти. Что странно – так пах далеко не каждый морг, который ему довелось посетить за свои тридцать с хвостиком лет, но закономерности он отыскать так и не смог, поэтому каждый раз, переступая порог, сам с собой спорил: обдаст его затхлой, впечатавшейся даже в кафель стен смертью или нет.
В этот раз обдало.
«А вот сдохшие компьютеры так не пахнут. Они вообще не пахнут. Гарью или жженой пылью если только, поначалу…»
Ртутные лампы под потолком тихо гудели и с каждой новой секундой увядали. Коридор после малюсенькой проходной, отделанный блеклой кафельной плиткой по всем поверхностям, давил на сознание: стоит пройти его и повернуть в помещение, где патологоанатомы потрошат трупы, и его встретит развороченные человеческие останки. Хорошо, если просто синюшные и уже грубо сшитые воедино толстой металлической ниткой, но так бывало не всегда – как с запахом. Частенько ребра были раздвинуты устрашающего вида металлическими инструментами, а внутренние органы – вынуты и аккуратно разложены по мискам. Не самое приятное зрелище.
Труп на матовом металлическом столе был накрыт простынкой, но содеянное выдавали испачканные в крови инструменты на столике рядом. И пара мисок… Антон поспешил отвести взгляд, дышал редко и глубоко, больше ртом: так запах не чувствуется, а что до одежды – пусть пропитывается, она давно уже списана в утиль. Как и он сам, впрочем.
– Честно говоря, я не знаю, зачем Вы приехали. Я еще по телефону сказал, что отчет будет готов не раньше, чем через пару дней.
Антон закончил сотрясаться непроизвольными инстинктивными судорогами, подавил рвотные позывы, сглотнул и ответил:
– Дело срочное, поэтому какой-то отчет, пусть и устный, мне нужен прямо сейчас. С бумажками потом разберемся.
– Вы понимаете, что я не могу оторваться от своих обязанностей и отдать предпочтение каким-то определенным пациентам?
«Пациентам»… Антон усмехнулся, как после чернушного анекдота, привычным движением достал удостоверение из внутреннего кармана и продемонстрировал его врачу:
– Вы уверены?
Патологоанатом вызывающе посмотрел Антону в холодные жестокие глаза, надеясь поиграть в «гляделки», но сразу понял, что бесполезно, поэтому просто склонился к развороту, поправил очки и некоторое время изучал рукописные имена, должности, даты и мутные, полустертые печати. Железной выдержки человек – ни один мускул на его лице не дрогнул, даже когда он закончил, разогнулся и снова обратился к посетителю:
– Подождите здесь, кое-какие заметки с первичного осмотра у меня уже есть.
Он удалился через пластиковую дверь в соседнее помещение, а затем, возможно, в какое-то еще, оставляя Антона наедине с безымянным мертвецом. По канонам жанра Антон должен был что-то сказать бледному телу, типа: «Как тебя так угораздило?», а тот в ответ дернется, махнет рукой, повернет голову или откроет глаза и уставится пустыми мутными глазницами прямо на Антона. Но Зиноньев – не дурак. Его едва бы уже удивили подобные выходки мертвых («гораздо интереснее, что они опять учудят в моих снах»), но и в очередной раз испытывать себя на прочность желания не было.
Спустя пару минут врач вывез еще одну каталку с телом под белым синтетическим покрывалом. Прямо как в кино, вокруг большого пальца ноги была обвязана нитка с пристегнутой к ней биркой. Там же, в ногах, валялся планшет с несколькими листками корявого почерка.
– Вы мне не поможете?.. – Врач кивнул на другую каталку, жестом прося Антона сдвинуть ее к стене.
Не то чтобы теперь у него был выбор. Антон взялся за каталку и сдвинул ее в сторону, неловко и робко, будто извиняясь перед трупом за предоставленные неудобства, уговаривая его смиренно принять перемещение, а не начинать буянить. Благо, обошлось.