Архив
Шрифт:
Я поднимаюсь на пятый этаж, и мои шаги эхом отдаются в пустом холле. В квартирах нет ни души, и я оставляю за собой след из маффинов, как мальчик-с-пальчик — из крошек. Неужели здесь действительно так пусто? Или просто люди такие неприветливые? Я стремительным шагом иду к двери на лестничную клетку, она вдруг сама собой распахивается, и я на полном ходу в кого-то врезаюсь. Отлетев в сторону, я оступаюсь и опираюсь о стену, чтобы не упасть. Но слишком поздно, маффины уже не спасти.
Я зажмуриваюсь, готовясь услышать удар корзины об пол и шелест рассыпающихся кексов. Но ничего не происходит. Я открываю глаза. Передо мной стоит парень и крепко держит мою корзину. Темные колючки на голове, хитрая улыбка. У меня почему-то екает сердце.
Тот самый полуночник с третьего этажа.
— Извини. — Он вручает мне корзину. — Все целы, пострадавших нет?
— Нет. — Я выпрямляюсь и заглядываю ему в лицо. — Все в порядке.
Он протягивает мне ладонь и представляется:
— Уэсли Айерс.
И ждет моего рукопожатия.
Мне не хочется этого делать, но я не могу выглядеть грубой. Я держу корзину в правой руке, поэтому протягиваю ему свободную левую. Он заключает ее в своей, и звук его жизни прокатывается волной по всему моему существу, оглушая и ошеломляя. Уэсли звучит как рок-группа, с оглушительными партиями ударных и бас-гитар, перемежаемых звоном битого стекла. Я пытаюсь отгородиться от этого рева энергии, оттолкнуть его, но становится только хуже. И тут, вместо того чтобы просто пожать мне руку, он театрально кивает и слегка касается губами костяшек моих пальцев. И у меня перехватывает дыхание. Не так, как это происходит в слащавых девичьих книжках. Без бабочек в животе и головокружений. Я буквально не могу сделать вдох: все вокруг заполнил рваный ритм и звон стекла. Я краснею, как помидор, и, должно быть, хмурюсь, сама того не замечая, а он неправильно истолковывает мое смущение и выпускает мою руку, забирая весь шум и хаос жизни с собой.
— Чего такого? — игриво спрашивает он. — Это ведь обычай, ты не знала? Правая в правую — рукопожатие. А левая в правую — к поцелую. Вот я и подумал, что это приглашение к действию.
— Нет, — коротко отвечаю я. — Не совсем.
Вокруг меня опять воцаряется тишина, но я никак не могу прийти в себя и не могу скрыть своего замешательства. Поэтому я просто ковыляю мимо него к лестнице, но он поворачивается в мою сторону.
— Мисс Анджели из 4D, — продолжает он. — Она всегда ожидает поцелуя, хотя он превращается в сложный трюк из-за всех этих колец, которые она носит.
Тут он поднимает свою левую руку и слегка потряхивает пальцами. Я вижу, что у него тоже есть чем похвастать.
— Уэс! — зовет детский голос из открытой двери посередине холла. Из входа в 5С выныривает маленькая блондинистая головка. Я бы с удовольствием разозлилась на нее за то, что она не открыла мне парой минут раньше, но не могу — все, чего мне сейчас хочется, — осесть прямо на пол, покрытый клетчатым ковром. Уэсли намеренно игнорирует девочку и внимательно наблюдает за мной. Вблизи я замечаю, что его светло-карие глаза действительно обведены.
— Что ты делал в холле ночью? — спрашиваю я, пытаясь скрыть напряжение. Его лицо никак не меняется, и я уточняю: — В холле на третьем этаже. Было уже поздно.
— Не так уж и поздно. — Он пожимает плечами. — Половина кафе в центре еще работала.
— Почему тогда ты зависал здесь, а не там?
Он лукаво ухмыляется.
— Я люблю третий этаж. Он такой… желтый.
— Прошу прощения?
— Желтый. — Он протягивает руку и постукивает по обоям ногтем, покрытым черным лаком. — Седьмой — фиолетовый. Шестой — голубой. Пятый, — и он обводит рукой вокруг нас, — как ты видишь, красный.
Я бы не была такой уверенной в названии цвета — тут все слишком старое и грязное. Но вслух я ничего не говорю.
— Четвертый — зеленый, — продолжает он. — А третий — желтый. Прямо как твоя бандана в стиле ретро. Очень прикольно.
Я невольно подношу руку к волосам:
— А что со вторым этажом?
— Что-то среднее между оранжевым и коричневым. Жутковато.
Я почти смеюсь:
— А мне они все кажутся одинаково серыми.
— Ты увидишь со временем, — говорит он. — Вы только переехали? Или тебе нравится скитаться по чужим домам и подкладывать под двери… — он сует нос в корзинку, — сладкую выпечку?
— Уэс! — сердится девочка, топая ногой. Но он продолжает ее игнорировать и снова подмигивает мне. Она краснеет от досады и скрывается в квартире. Спустя мгновение она снова появляется и, прицелившись, запускает в него книжкой. Видимо, я моргнула или просто недосмотрела — Уэсли мгновенно поднимает руку, с зажатой в ней книгой. При этом он продолжает смотреть мне в глаза и улыбаться.
— Сейчас буду, Джилл.
Он выпускает книгу из рук, и та с шелестом падает на пол. Уэс в это время заглядывает в корзину.
— Я едва не погиб смертью храбрых под этой корзиной. Думаю, мне полагается небольшая компенсация.
Он уже копается в ленточках и шуршащих пакетиках.
— Конечно, угощайся! — говорю я. — Так ты тоже здесь живешь?
— Я бы так не сказал… О-о-о, с черникой! — Он извлекает один маффин и читает этикетку. — Значит, твоя фамилия — Бишоп, так?
— Маккензи Бишоп, — представляюсь я. — Из 3F.
— Приятно познакомиться, Маккензи. — Он несколько раз подбрасывает маффин на ладони. — И что же привело тебя в наш обветшалый замок?
— Кто. Мама. Она хочет восстановить кофейню.
— Я вижу, ты так и светишься от восторга, — подкалывает он.
— Просто тут все такое старое… — Хватит уже откровений на сегодня, предупреждает голос в моей голове.
Он изгибает черную бархатную бровь.
— Боишься пауков? Пыли? Или привидений?
— Нет. Подобными пустяками меня не запугать. — Здесь все слишком громкое, прямо как ты.
Его улыбка полна лукавства, но глаза смотрят прямо и открыто.
— А в чем тогда дело?
Нас отвлекает Джилл, выглянувшая из-за двери с новой книгой. Мне интересно посмотреть, как этот проныра Уэсли отразит новую атаку с маффином и книгой в руках, но он оборачивается к Джилл, словно признавая свое поражение.
— Ладно-ладно, я иду, мерзкая девчонка!
Он кидает книгу Джилл, и она неловко ее ловит. Затем смотрит на меня со своей фирменной косой улыбкой.
— Спасибо за маффин, Мак.
Мы только что встретились, а он уже зовет меня уменьшительным именем. Я бы с удовольствием надрала ему задницу, но в том, как он произносит мое имя, чувствуется приязнь, и мне почему-то становится лестно.