Архив
Шрифт:
— Думаю, на самом деле он имел в виду, что хочет остаться в живых как можно дольше. Чтобы воспитать меня.
— Он сам тебе это сказал? — интересуется Роланд.
— Разве в мои прямые обязанности не входит, — подкалываю я, — знать все, даже если это не было сказано?
Роланд ничего мне не отвечает, поворачивается к ящику Бена и проводит пальцем по табличке с датами и именем. Цифры и буквы должны уже стереться добела — так часто я к ним прикасаюсь.
Роланд вдруг нарушает молчание:
— Странно, что ты постоянно навещаешь Бена, но никогда не приходишь к Энтони.
Я вздрагиваю при неожиданном упоминании имени деда.
— А я смогу увидеть его, если захочу?
— Конечно нет, — деловитым библиотекарским тоном отвечает Роланд, но затем тон его становится по-прежнему теплым и мягким. — Бена ты тоже не можешь увидеть, и это не заставляет тебя отказаться от попыток.
Я закрываю глаза и задумываюсь, подбирая правильные слова.
— Дед словно вырезан в моей памяти. Не думаю, что я смогу забыть его, даже если попытаюсь. А Бен — прошел всего год, и я уже начала забывать. И не могу остановиться. Это невыносимо.
Роланд рассеянно кивает, но ничего не говорит. Он умудряется сопереживать и быть отстраненным одновременно. Ведь он ничем не может помочь. И не станет помогать. Я приходила к ящику Бена больше двух дюжин раз за прошедший год, и Роланд ни разу не поддался на мои уговоры и не открыл его. Ни разу не позволил мне взглянуть на брата.
— Кстати, где полка деда? — спрашиваю я, меняя тему разговора, не дожидаясь, пока боль в груди станет невозможно терпеть.
— Все члены Архива хранятся в Специальных коллекциях.
— А где это?
Роланд многозначительно изгибает бровь и ничего не говорит.
— Почему их держат отдельно?
Он лишь пожимает плечами.
— Мисс Бишоп, не мы придумываем правила.
Затем он встает и приглашающе протягивает мне руку. Я замираю в нерешительности.
— Маккензи, все нормально, — подбадривает он, сам берет мою ладонь, и я ничего не ощущаю. Библиотекари — настоящие асы во всем, что касается эмоций и воспоминаний. Сейчас он заблокировал свои мысли, выстроил между нами стену. Мама трогает меня, и я никак не могу от нее отгородиться, а рядом с Роландом я снова могу чувствовать себя слепой и глухой — обычной.
Мы идем бок о бок.
— Подожди секунду, — вдруг вспоминаю я и возвращаюсь к полке Бена. Роланд терпеливо ждет, пока я достаю ключ и вставляю его в скважину на ящике брата. Ключ не поворачивается, как и всегда.
Но я никогда не перестану пытаться.
Меня не должно быть здесь. Я могу прочесть это по выражению их глаз.
И тем не менее вот она я: перед столом в большой палате у второго крыла Атриума. Все отделано мрамором, поэтому кажется, будто здесь холоднее, чем в остальном Архиве. На полках нет Историй, только объемистые фолианты, и Библиотекари по другую сторону стола говорят громко, не боясь разбудить мертвых. Неподалеку сидит Роланд.
— Энтони Бишоп, — начинает какой-то мужчина с бородой и острыми, цепкими глазками. Он читает бумаги на столе. — Вы пришли сюда, чтобы объявить свою… — Он поднимает на нас взгляд и замолкает. — Мистер Бишоп, вы же понимаете, что существует возрастной ценз. Ваша внучка будет непригодна еще в течение… — он снова утыкается в бумаги, — четырех лет.
— Она готова к испытаниям, — отвечаешь ты.
— Она не пройдет их, — вмешивается женщина.
— Я сильнее, чем кажется на первый взгляд, — не сдаюсь я.
Мужчина тяжело вздыхает и потирает бороду:
— Энтони, что ты творишь?
— Это мой единственный и окончательный выбор, — говорит дед.
— Какое безрассудство! Ты можешь предложить Питера, своего сына. И если, в случае чего, Маккензи захочет и окажется способной…
— Мой сын для этого не годится.
— Может, ты предвзято…
— Он замечательный, но в нем нет стержня, и он легко носит в себе ложь. Он не годен.
— Мередит, Алан, — вступает Роланд, скрестив пальцы, — дадим ей шанс.
Бородатый Алан возмущенно выпрямляется и смотрит в его сторону:
— Ни за что.
Я украдкой кошусь на деда, в поисках хоть какой-то поддержки — знака или кивка, но он непреклонно смотрит прямо перед собой.
— Я справлюсь, — с нажимом говорю я. — Я не просто его единственный выбор. Я действительно самая лучшая.
Алан озадаченно хмурит брови:
— Прошу прощения?
— Ступайте домой, юная леди! — отрезает Мередит и пренебрежительно машет рукой.
Ты предупреждал меня, что они станут сопротивляться. Ты долгие недели учил меня стоять на своем.
Я выпрямляюсь во весь рост, стараясь казаться больше и значительнее.
— Только после того, как пройду испытание.
Мередит досадливо вздыхает, но Алан не поддается:
— Вы. Не. Пригодны.
— Сделайте исключение, — бесцеремонно предлагаю я и боковым зрением вижу, как углы рта Роланда загибаются вверх.
Его улыбка действует на меня, как стартовый флажок на гонщика.
— Просто дайте мне шанс.
— Вы что думаете, это клуб по интересам? Спорт такой? — не выдерживает Мередит и ее взгляд мечется между мной и тобой. — О чем вы только думали, когда вовлекли ребенка в этот…